Но реальность оказалась куда более шокирующей.
– Когда дети родятся… ты отдашь мне одного из них на воспитание.
Сначала он решил, что ослышался. Но, прокрутив в голове сказанную фразу несколько раз и наконец осознав ее полностью, понял, что старый ублюдок не шутит.
На языке крутились тысячи самых изощрённых ругательств.
– Нет.
– Я предвидел, что ты так ответишь, – засмеялся Игнат. – Ну что ж, если передумаешь, то я пока буду в городе. Звони на этот номер. Договоримся о встрече.
И, не дожидаясь, пока Герман сбросит вызов, отключился первым.
– Все в порядке? – подозрительно спросил Руслан.
– В полном, – прошипел Нагицкий, вставая с кресла. – Позвони, как будут результаты.
Он кивнул на монитор компьютера, а затем встал.
Репетиция у Ирины скоро должна была кончиться, нужно было ее встретить.
Вот только, подъехав к театру и прождав там битых полтора часа, он так и не дождался девушки. Местный консьерж, Федор, должен был проследить за тем, чтобы Ира не покинула работу через черный вход. Тот не позвонил, значит, девушка еще в здании.
Могло ли с ней что-нибудь случиться? Герман побарабанил пальцами по рулю в нетерпении. Она будет не слишком довольна, если встретит ее сам, но, кажется, остальные танцоры уже успели покинуть здание.
С такими мыслями он вышел из машины и, поднявшись по парадным ступенькам, прошел внутрь.
Через парадный вход попасть к узкому коридору, ведущему в репетиционный зал и гримерные комнаты артистов, можно было двумя способами. Первый – непосредственно через сцену, и второй – пройдя в маленькую неприметную дверь под широкой парадной лестницей.
– Есть еще кто в здании? – спросил Герман зевающего Федора, стоявшего неподалеку.
– Так вот только Эльтова и осталась. Сегодня даже оперные закончили раньше. Спектаклей-то сегодня нет. Все по домам разбежались. А она все сидит. Чего сидит… – начал причитать старик.
Нагицкий кивнул ему и вошел в узкий коридор под лестницей.
Невольно облизнулся. Тут даже пахло по-особенному. Чарующая атмосфера, когда много талантливых людей собирается вместе. Кто-то забыл ленты на приставленном к стенке стуле, а вот, сваленный в кучу, валяется забытый реквизит с позапрошлого спектакля.
Уверенным шагом направившись в гримерную, открыл дверь. Шумела вода, а дверь к закутку с душевыми была чуть приоткрыта.
Сердце на миг дрогнуло. Вдруг что-то случилось?
Просто чтобы убедиться, что все в порядке, он сделал несколько крупных шагов, заглядывая в закуток.
Ряд из пяти смесителей, вмонтированных в стену, был отгорожен один от другого лишь легкими фанерными стенками и не имел четвертой стены или двери.
Ирина, слегка ссутулившись, стояла в том, что был посередине. Повернувшись на шум, она сначала испуганно схватилась за полотенце, пытаясь обернуть его вокруг себя.
– Вы что здесь делаете? – она завернула кран с водой.
– Проверяю, чтобы не утопилась случайно, – хмыкнул Нагицкий, уже было разворачиваясь.
Ирина упрямо сжала губы, а затем вдруг тряхнула головой, словно что-то для себя решила. Полотенце на ней мягко полетело на пол, она, нисколько не смущаясь собственной наготы, шагнула назад, снова включая воду.
– Тогда, может быть, потрете мне спинку?
Глава 12
Понятия не имею, сколько я так простояла под душем в странном оцепенении, с чувством полного опустошения. Лишь когда сзади хлопнула дверь, я дернулась, схватившись за полотенце.
Нагицкий стоял у самой двери. На лице было написано явное беспокойство.
– Вы что здесь делаете? – я завернула кран с водой, прижимая к себе полотенце.
– Проверяю, чтобы не утопилась случайно, – съязвил он, но все же отступил на шаг.
«Он сейчас уйдет… или я могу задержать его… – решение нужно было принимать прямо сейчас. – Он же обещал отпустить, если притронется без согласия…»
Я упрямо сжала губы. Готова ли я поступиться своими принципами?
Вспомнился наш разговор у него в кабинете. Когда он намекнул, что терять мне больше нечего.
Разозлившись, я тряхнула головой, принимая наконец решение.
Полотенце полетело на пол. Стараясь не обращать внимания на свою же наготу, я сделала шаг назад, опять включила воду.
– Тогда, может быть, потрете мне спинку? – мой голос прозвучал неестественно. Фальшиво.
Я мысленно сделала заметку. Лучше вообще не говорить. Любое мое слово может быть использовано против меня, а я ведь не должна давать ему согласия.
Герман не шевелился и, кажется, даже не дышал. Он не сводил с меня темного мрачного взгляда. Настолько недоброго, что на миг стало страшно. Понял мой план? Сейчас наорет, ударит, вытащит из душа. Голышом протащит через весь театр, затем бросит в машину, увезет в свой огромный мрачный дом и уже точно никуда не выпустит до самых родов.
Все это в один миг пронеслось в моем воображении. Благоразумие вопило, что нужно капитулировать.
К черту благоразумие. Или, в данном случае, – к фавну.
Взяла в одну руку губку, а в другую баночку с гелем для душа. Звучно щелкнула крышкой.
Герман медленно-медленно облизнулся. Я замечала у него этот жест, он часто сидел так на репетициях и облизывался. Будто мы все для него были лишь кусками мяса разной степени прожарки. Но если на репетициях он пугал меня, то сейчас выглядел дико порочно.
Не глядя, выдавила гель на губку и несколько раз сжала ее, вызывая густую мыльную пену, а затем, отставив баночку в сторону, начала медленно водить губкой по своему телу.
Кожа под взглядом Нагицкого горела не хуже, чем от его прикосновений, под этим тягучим пьянящим вниманием я и сама невольно начала дышать глубже, внутри скручивалась тугая пружина желания.
«Что же я творю?»
Но отступать было поздно. А Герман по-прежнему не двигался, словно завороженный моими движениями.
Руки предательски дрожали, и, чтобы хоть немного расслабиться, я прикрыла глаза, закусив губу. Только шум воды, теплые капли, обволакивающие тело, и мягкая пена.
«Ну же… давай… – мысленно подначила я мужчину. – Неужели тебе не хочется?»
Неожиданно мою ладонь накрыла чужая. Властная, сильная. Губка скользнула из моих рук в его.
Вентиль скрипнул – Нагицкий перекрыл воду, а затем чуть подтолкнул меня к стене. Я не сопротивлялась – послушно прижалась к холодной кафельной поверхности.
Сердце колотилось как бешеное, все внутри предательски сжималось от предвкушения. И я действительно этого желала, хоть и не хотела признаваться даже самой себе.
