Он коснулся рукой моей талии, отчего по внутренней стороне бедер пробежали мурашки. Я выгнулась ему навстречу, с силой кусая губы. Словно боль была способна отрезвить меня, но она лишь сильнее погружала в пучину возбуждения.
«Сделай хоть что-то!» – взмолилась я. Попыталась повернуться, чтобы посмотреть назад. Но он мягко, но твердо удержал меня за шею, не давая этого сделать.
– Стой так, – придвинулся почти вплотную. Я ощущала кожей ткань его дорогущего костюма и его ответное желание. Его дыхание обжигало шею, Герман наклонился еще ниже. – Мне будет удобнее.
Его язык коснулся мочки уха. Я скосила глаза и увидела, что он совсем не человеческий. Длинный, раздвоенный. Вот только вместо того, чтобы испугаться, я начала представлять, каково это – целоваться с таким. А если целовать будет только он и не только в губы…
Краска прилила к щекам от возникших в голове образов.
В этот момент Нагицкий чуть отодвинулся, а я все же не удержала разочарованный стон. Мужчина, одной рукой по-прежнему удерживая меня, второй начал осторожно тереть мою спину губкой. Это длилось всего минуту. После чего он положил губку в сторону и, наклонившись, снова лизнул мое ухо:
– Я закончил, – его голос пробирал до самых костей.
Герман отступил, а затем снова включил воду. Прохладные капли вновь обняли мое разгоряченное тело, смывая густую пену. Я несколько раз сглотнула набежавшую слюну. Он не фавн, он – демон, сам дьявол. Самый настоящий.
Как получилось, что я попалась в собственную ловушку вместо него?
Повернулась – он стоял всего в полуметре, костюм чуть потемнел от воды. Но на фоне больших, загнутых к затылку рогов это было мелочью. Черные белки, словно каждый глаз – один огромный зрачок – смотрели в самую душу.
– Ты ведь не думаешь, что я забыл о нашем маленьком уговоре? – его губы дрогнули в подобии улыбки, и он снова плотоядно облизнулся. – Думала избавиться от меня?
Возбуждение не стало меньше, но к нему прибавился страх. Густой, проникающий в сознание, заставляющий делать глупости.
Стук сердца был громче шума воды, а тряслись теперь не только руки, но и ноги.
Вот теперь точно наорёт, вытащит из душа, голышом бросит в машину и увезет.
Что мне еще оставалось делать? Взяла всю свою волю в кулак, чтобы не показать того, что действительно творилось у меня на душе.
Вышла из-под душа, подхватывая полотенце. Вскинула голову, подбородок подняла вверх.
«Представь, что ты на сцене, – мысленно подбодрила я себя, проходя мимо Нагицкого с невозмутимым видом. – А он просто такой же танцор, с реквизитом на голове…»
– Скажем так, я на это очень надеялась, – я постаралась сказать это как можно более холодно, но собственный голос подвел меня, дрогнув.
Все обиды сегодняшнего дня, все преследовавшие меня сплетни разом обрушились, придавливая гнетом своей тяжести.
Герман ухватил за руку, когда проходила мимо него, развернул. Его внимательные глаза заскользили по моему лицу, что-то выискивая в нем.
Я думала, он начнет язвить. Или скажет что-то очевидное, вроде «признайся себе, ты надеялась не уйти от меня, а чтобы я тебя взял…»
– Тебя кто-то обидел? – хмуро спросил он.
Вопрос прозвучал настолько неожиданно и настолько в точку, что я не выдержала прямого взгляда и отвернулась.
Ну скажу я ему, что он сделает? Ноги всем переломает? Прикажет уволить весь театр? Приставит телохранителя? Да упаси боже!
Нет, проблемы с безмозглыми сплетницами мне придётся решать самой.
– Кроме тебя – никто, – в итоге, безрадостно отозвалась я, подняв голову.
Вот только по темному прищуру его глаз становилось ясно, что он уже уловил мое настроение и попытается докопаться до правды сам.
Этого допускать не хотелось. Его заступничество вполне могло сыграть прямо противоположную роль. Еще решит, что мне опасно бывать в театре, и отправит в досрочный декретный отпуск.
Краем глаза я заметила, что дверь распахнулась. В душевую влетела Ксюша, не сразу заметив, что она тут не одна. Девушка рванула к вешалкам, вернее, к торчащим штырькам в стене, что их заменяли. Она подцепила одиноко висящий полиэтиленовый пакет с какими-то вещами, облегченно выдохнула и лишь затем заметила нас с Нагицким.
О двусмысленности позы и говорить не приходилось. Я была завернута лишь в одно полотенце, Герман был хоть и одет, но стоял так близко, что вопросы отпадали сами собой.
– Оу… извините… – проблеяла Ксюша, пятясь назад, – пакет забыла…
Нагицкий же по-прежнему смотрел лишь на меня. Вопросительно приподнял бровь, словно ожидая, что я сама попытаюсь что-то ответить нашей нечаянной свидетельнице. А может, думал, что я начну демонстративно вырываться? Или же просто начал о чем-то догадываться?
Мысленно представила, что будет твориться завтра на репетиции, новый виток сплетен, возможно, опять какая-нибудь гадина попробует испортить мое выступление…
«А не пойти ли им всем к черту!» – мысленно выругалась я и неожиданно для самой себя обхватила мужчину руками за шею, притягивая к себе.
Это было словно прыжок в реку с разбега, словно выпить холодной воды в полуденный зной, словно из зимы сразу оказаться в лете.
Ксюша, сплетни, сама душевая, где они сейчас находились. Все исчезло в обманчивой мягкости его губ. Обманчивой, потому что стоило лишь немного поддаться ей, как тут же накрыла штормовая волна, погребая под собой, сминая все на своем пути.
Хлопнула дверь – Ксюша выбежала, наконец то оставляя их, торопясь должно быть разносить сплетни. Но кого это сейчас волновало?
Руки, дразнящие прикосновения.
Не те, практически целомудренным поглаживания губкой минутами ранее, а такие, что все тело буквально сгорает страстью, заставляя иступлено прижиматься к желанному мужчине.
И я покорно изгибалась на встречу его рукам. Кажется, еще чуть-чуть и полотенце – последний оплот моей брони – падет к его ногам вместе со мной.
Прямо здесь и прямо сейчас. У стены в незапертой душевой, куда в любой момент может войти еще кто-нибудь.
Герман на миг отстранился:
– Если хочешь, что бы мы продолжили, ты должна сказать мне об этом в слух.
Я отчаянно замотала головой, отступая назад, мутным взглядом осматривая все вокруг.
Мужчина облизнулся, но, вопреки моим опасениям, не стал настаивать.
– Оденься, я покажу тебе кое-что. – улыбнулся краешком губ, и кивнув, вышел из душевой.
Одеться, после всего что случилось, оказалось ой как не просто. Руки не слушались, джинсы не желали налезать на влажное тело.
«Может дело вовсе не в том, что тело влажное, а я просто поправилась?» – отогнав не добрую мысль еще раз насухо вытерлась полотенцем.
