В этот момент наверху послышался шум. На краю поля зрения мелькнуло что-то большое и тёмное.
Стоящая сразу позади Светка вдруг резко рванула меня на себя. Мы обе повалились на пол, и в ту же секунду на то место, где я только что танцевала, с грохотом упал огромный прожектор, брызнув в разные стороны осколками и мелкими деталями.
Костя, который был ближе всех, бросился к нам, узнать, все ли в порядке.
– Спасибо… – ошарашенно произнесла я, все еще цепляясь за руку Светки.
Та, тяжело дыша, просто кивнула. Было видно, что ей сейчас сложно говорить.
Перевела взгляд на прожектор. Пол сцены проломился под его тяжестью, кругом лежали крупные осколки стекла. Если бы меня им накрыло, то я бы уже…
– Все нормально? Не ранены? – балетмейстер оказался тут как тут, помогая подняться. Лицо бледное, взволнованное, на лбу вздулась синяя жилка. Поняв, что с нами все хорошо, он осмотрелся кругом. – Остальные как? Вот черт….
Я обернулась, проследив за его взглядом, и еще сильнее вцепилась в Светку.
Позади нас стояла бледная Галя, а из шеи у нее торчал огромный осколок стекла. Она пыталась дрожащей рукой дотронуться до окровавленного горла, но так и застыла на месте.
– Скорую! Срочно! – суматоха. Крики. Чей-то плач.
Ноги солистки подкосились, и если бы ее не поддержали, она просто рухнула бы на пол.
В голове начала крутиться какая-то абсурдно весёлая мелодия.
На мгновение показалось, что, вместо трагедии на сцене разворачивается немое кино. Испуганная труппа жалась к стенам, видимо, опасаясь, что с лесов упадёт ещё что-нибудь. Балетмейстер срывающимся голосом орал на растерянно переглядывающихся осветителей.
Песенка вышла на новый круг.
В надежде хоть как-то помочь солистке, обернулась в зал, на то место, где должен был сидеть единственный зритель. Пусто. Когда он успел уйти?
– Он же врач… – то ли подумала, то ли прошептала я.
Я толком не уловила момента, когда границы зоны отчуждения вокруг Галки и прибежавшей из медпункта медсестры бесцеремонно нарушили. Движение воздуха подсказало, что кто-то подошел ко мне со спины, я нервно обернулась.
Герман выглядел собранным, напряжённым, но на удивление спокойным. Бегло просканировав меня взглядом, он протянул руку и коснулся щеки кончиками пальцев.
Я поморщилась – кажется, скулу действительно чем-то зацепило, и кожу саднило. Возможно, тоже осколком.
Холодное прикосновение принесло неожиданное облегчение, и сразу же Нагицкий двинулся мимо, в сторону раненой Галки.
Решительным жестом отстранив медсестру, Герман наклонился и присел на корточки, закрывая труппе обзор.
– Ушли все со сцены. Живо, – его голос был властным и строгим. Никто не посмел ослушаться.
Даже балетмейстер не рискнул спорить, побежав за телефоном.
На репетициях мобильники всегда были под запретом, и сейчас это сыграло злую шутку.
– Эльтова, вам надо отдельное обращение?! – рыкнул Герман, грозно посмотрев на меня.
Внутри все затрепетало, я послушно сделала несколько шагов назад.
Отошла вместе со всеми, нервно покусывая губы. Но все равно машинально вставала на пуанты, пытаясь разглядеть, что происходит.
«Только бы жива была», – пронеслась в голове паническая мысль при виде абсолютно неподвижных миниатюрных ножек Галки.
Ужас удушливой волной сжимался вокруг собственной шеи, мешая дышать. Близость чужой смерти приводила в ступор.
«Пусть с ней все будет в порядке…» Галя ведь такая молодая, такая талантливая… а на ее месте сейчас легко могла быть я, если бы не Светка.
Все дрязги, интриги, зависть – мгновенно отошли на второй план. Речь уже не о постановке, не о партиях, а о настоящей человеческой жизни.
Герман продолжал что-то делать, судя по движениям плеч и спины, и я стиснула кулачки.
Он же врач, может, есть ещё надежда? Может, не всё так страшно?
Блеснул осколок стекла.
Я скрестила пальцы, как в детстве, когда давала себе какие-нибудь зароки и обещания, надеясь, что это поможет сбыться желаемому. Высшие силы услышат, оценят и обязательно помогут…
– Пожалуйста, пусть будет жива, ну пусть жива. Пусть он её спасёт, – шептала про себя, даже не осознавая толком, что проговариваю все вслух, – я его обниму… поцелую… да всё, что угодно сделаю, пусть только спасёт.
Спина Германа неожиданно напряглась, и он на мгновение обернулся, окинув меня странным потемневшим взглядом.
Его глаза сузились и даже, кажется, потемнели. Лицо приняло самое коварное выражение.
Я что, это вслух сказала? Вот черт… Но ведь не мог же он слышать с такого расстояния. Ну не мог!
Он странно облизнулся.
Сквозь привычный облик мужчины средних лет на долю секунды проглянуло нечто другое, чуждое, с рогами и показавшимся из-за губ длинным раздвоенным языком. Проглянуло – и пропало в тот же миг.
Я оцепенела.
Это длилось всего сотую долю секунды. Наверняка просто показалось от нервов.
А Нагицкий уже вновь склонился над Галей.
Я сделала еще несколько шагов назад, где меня подхватил Костя.
Парень беспокоился, не попали ли на меня осколки, так как у еще нескольких танцоров оказались незначительные царапины от стекла. Кто-то вспорол себе ногу.
Минут через пять прибыла Скорая. Одетые в белое люди с белыми чемоданчиками вбежали в зал, через боковые двери для зрителей.
Балетмейстер был вместе с ними, махая руками в сторону сцены, туда, где в дыре в полу все еще лежал огромный разбитый прожектор, а за ним…
Галя. Все еще очень бледная, она слегка покачивалась, опираясь руками, чтобы даже просто ровно сидеть. Но вполне живая.
Сердце пропустило удар. Германа нигде не было видно.
– Просто царапина, даже удивительно, что столько крови вытекло, – констатировал врач после того, как осмотрел девушку. – Должно быть, у вас просто плохая свёртываемость… нужно будет сдать анализы.
После прихода врачей и известия, что с Галкой все в порядке, атмосфера как-то сама собой разрядилась. А потому новость о том, что следующие два дня будут объявлены выходными, все встретили шумно и позитивно.
Подумать только, в кои-то веки суббота и воскресенье, как и у всех остальных, у нас нерабочие!
И только я не могла отделаться от ощущения, что все не так, как кажется.
Я же сама видела, что Галю ранило серьезно. Я видела, как кровь толчками вытекала из шеи, как она была буквально на грани жизни и смерти… и он спас ее. Но как?
Неспокойно озиралась, надеясь еще увидеть высокую худую фигуру, ощутить на себе его темный взгляд.
