Благодарно кивнула, по-прежнему посматривая на телефон с опаской. И, видимо, не зря я так на него смотрела, потому что он зазвонил снова.
«Ну сейчас я этой мамаше, которая никак не успокоится, все выскажу!»
Вот только, взяв снова трубку, поняла, что номер совершенно другой.
«Валерия Васильевна».
Что ж, познакомимся.
— Алло?
— Людмила! Что произошло? Скажи, что это не правда? — голос женщины, казалось, дрожал от непролитых слез.
— Что не правда? — устало переспросила я.
— Василий позвонил мне сейчас и сказал, что ты он него ушла. Собрала вещи, детей. Ушла. Вот так. Без причины, — она звучала так, словно читает речь со сцены.
«И этой Васенька позвонил. Вот паскуда».
— Да, Валерия Васильевна. Я от него ушла.
— Но… почему? — кажется, это действительно вызывало у нее искреннее недоумение.
— Он снова напился и ударил меня.
— А ушла-то почему? — переспросила женщина.
Так, разговаривать, судя по всему, с ней не о чем.
— Валерия Васильевна…
— Зови меня «мама», — поправила она. — Мы же с тобой всегда так близки были.
«Ага, свекровь, значит!»
— Мама, если вы не понимаете, почему я ушла от вашего сына, то мне с вами разговаривать не о чем. Можете жить с ним сами, если острых ощущений так в жизни не хватает. Всего доброго.
Сбросила звонок, отключила телефон. Надо бы подумать о том, чтобы совсем сменить номер. Нафиг, нафиг таких родственничков. Боров сейчас всех будет обзванивать, ныть им, какая я нехорошая, а мне отбиваться? Ну уж дудки!
Закончив разговаривать — осмотрелась. Руслан куда-то вышел. Из коридора раздавались веселые детские голоса.
Присела обратно на стул, повернувшись к окну. Уже достаточно темно, но по силуэтам было понятно, что вид из кухни выходил прямо на кладбищенские кресты. Да уж. «Мементо мори». В этом доме разве что подростковые вечеринки хорошо проводить.
Мои размышления прервал вернувшийся Руслан. В руках у него были кусок ваты и какая-то склянка с прозрачной жидкостью внутри.
— Аптечки у меня нет, но… — он придвинул один из стульев и сел рядом. — Позволите?
Его рука осторожно коснулась моего лица, убирая непослушные белые пряди.
«Надо избавиться от этого жуткого блонда и вернуть свой цвет», — мысленно сделала я себе зарубку на память.
И тут же выбросила из головы и дурацкий цвет, и все остальное, замерев и забыв как дышать, когда чужие чуткие пальцы коснулись моего лица.
Мужчина вскрыл флакон, намочил жидкостью ватку и осторожно приложил к тому месту, где, я знала,
— Это перекись? Думаете, поможет? — попыталась неуклюже пошутить я. Что угодно, лишь бы не было этого уютного молчания, этих маленьких, едва заметных токов между нами. Влечение к другому человеку — это последнее, что мне сейчас было нужно. Я ведь знакома с ним всего ничего, почему же меня к нему тянет?
Он же лишь таинственно пожал плечами и неохотно отодвинулся от меня.
— Людмила, я тут краем уха услышал ваш разговор с матерью… — начал он смущенно.
Разговор? Она наорала и бросила трубку. Вряд ли это можно назвать разговором.
— Так вот, — продолжил Руслан, тем временем. — Вы все сделали абсолютно правильно. Я долгое время сам жил с отцом. Он у меня садист, насильник и вообще не самая приятная личность. Так вот, пока я жил с ним, я думал, что так все и должно быть, что сильный всегда прав. Так что, если вы все еще сомневаетесь в своем решении, подумайте о детях. О том, нужен ли им такой пример в жизни.
Эта искренность была неожиданной, но после нее Галавиц словно закрылся. Боялся, что после «насильника и садиста» отца я начну опасаться самого Руслана? Не получилось даже разговорить его насчет клуба, хотя меня так и подмывало выспросить все подробности. Но, похоже, кое-кто твердо вбил себе в голову, что мне «не интересно» и грузить меня этим не надо.
А ведь в подобных заведениях всегда много текучки на самых низших вакансиях. Но даже на мой намек устроиться к нему уборщицей ответил, что у него «все свои» и в персонале он не нуждается. То ли намек не понял, то ли вообще клуб — это только прикрытие для какого-то криминала, потому-то и не хочет о нем говорить.
Может, конечно, просто бизнес шел очень плохо и он не хотел, что бы я знала об этом. По крайней мере состояние дома на это намекало.
Так или иначе, вечер прошел достаточно тихо. Компьютера в доме не оказалось, а просить у хозяина телефон, чтобы поискать нужную для меня информацию, было слишком рискованно.
Перебрала вещи, которые взяла с собой, покормила детей привезенным Руслану ужином. Это оказались бургеры с мясными котлетами и большим количеством сыра. Детские были подписаны отдельно, и уже очень скоро я поняла почему. Стоило мне укусить свой, как из ушей буквально повалил пар, а на глаза навернулись слезы:
— Где?.. — даже говорить было трудно. Внутренности жгло, словно мне в глотку налили расплавленного железа.
— Мама, что с тобой?! — испугались дети.
Маша вскочила с места, Миша начал стучать мне по спине, думая, что я подавилась.
— Мамочка…
— Ой, прости… — Руслан, как ни в чем не бывало уплетающий свой бургер, моментально метнулся к холодильнику. — Это я виноват, обычно всегда прошу кухню сделать мне поострее… Хорошо, предупредил, что две порции будут для детей…
— Мама, скажи что-нибудь… — из глаз перепуганной Маши выкатились крупные слезинки.
— Где там было мороженое? — прохрипела я, и, стоило Руслану поставить передо мной открытую пачку, смачно откусила большой холодный кусок.
— А про вашу сказать забыл… простите, — он виновато взъерошил волосы.
— Поострее? — еще никогда я не ела холодное мороженое так быстро. Водой запивать было бесполезно, от нее могло начать жечь только сильнее. — Это самая острая вещь в мире, которую я пробовала, а пробовала я…
Пришлось прикусить язык. Мой бывший был любителем острого, поэтому всяких соусов и приправ я действительно знала много. Знала, что такое шкала Сковилла, как высчитывается острота блюда и многое другое. Мы даже в Европу специально ездили в гастротур.
Но что из этого всего могла знать Люся? В итоге, я добавила:
— …А пробовала я не так уж много… У вас, наверное, отбоя нет от любителей подобной еды?
— Мама, с тобой все в порядке? — Миша подозрительно посмотрел на хозяина дома, а затем на собственный ужин.
— Да, солнышко. Просто мне слишком много перца положили, — я вымученно улыбнулась детям, все еще чувствуя, как все жжется внутри и на языке. — Но мороженое меня спасло.
