Путеводитель по Южному побережью.
5 журавля. Суард
Морис шер Торрелавьеха
Морис ненавидел Большую Охоту с тех самых пор, как семейство Торрелавьеха перестало получать приглашения на гербовой бумаге с синими вензелями ТСВ: Тодор Суардис, король Валанты. Вот уже пять лет этот день преподносил гоблиновы подарки – то визит гномов из банка, то знакомство с новым женихом своей невесты. Сегодня день начался с больного горла.
– Остыл, – прохрипел Морис, отхлебнув пойло, и закашлялся. – Эй, шамьет холодный! – повторил он громче, схватился за шею и выругался про себя: вчерашние два часа под дождем были лишними.
Морис давно научился распознавать нежелательное внимание – слишком многие хотели бы натянуть на барабан шкуру Джокера. Вот и вчера, едва скатившись с заднего крыльца Альгредо, он почувствовал холодную щекотку между лопатками, словно его касался нож. Пришлось вместо того, чтобы пить глинтвейн у камина, шататься по городу в попытках выяснить, кому ж он срочно понадобился. Бесполезно. Либо следил мастер не хуже капитана Герашана, либо разыгралась паранойя – за два часа он не сумел обнаружить преследователя, а выигранный у Лонса амулет-ищейка молчал, как обыкновенная деревяшка. У дома тоже никто не поджидал, не требовал денег и не размахивал шпагой. Может быть, примерещилось? Сирены известные обманщицы, а слезы их не зря запретили к продаже.
В другой раз Морис бы плюнул на предчувствие – слежка и слежка, не впервой, но только не сейчас. Осталось всего два дня, и если Герашан сел ему на хвост…
Морис вскочил с кровати, швырнул чашку на столик – тонкий фарфор звякнул, стылый шамьет пролился на салфетку – и принялся натягивать непросохшую за ночь рубаху. Затем накинул халат и дернул за шнур. Прислушался: далеко в людской раздался звон, и дом снова погрузился в тишину. Пришлось самому идти на кухню.
– Хулио! Где мой завтрак? – спросил Морис, заглядывая в дверь, и чихнул: по кухне гулял сквозняк, на пустой плите сидела мышь. Рука сама цапнула что-то со стола, кажется, кусок плесневелого хлеба, и запустила в мышь: та порскнула прочь. – Выгоню, старый пень.
Морис снова чихнул, плотнее запахнулся в халат и пошел обратно. Искать еду смысла не было: у старика наверняка случилось очередное помутнение, и на все выданные ему деньги он накупил то ли пасты для чистки серебра, то ли чего-то не менее необходимого в хозяйстве. Ну и в тину его. Позавтракать можно у Буркало. Только убедиться, что слежки нет.
Бриз сегодня тоже был невесел. Хоть Морис вчера, не обращая внимания на озноб, как следует его вычистил, укрыл попоной и засыпал в ясли овса, шкура жеребца потускнела, а морковку он взял с ладони, словно сделал одолжение.
– Прости, Бриз, но придется еще поднапрячься. – Морис похлопал его по холке, прежде чем забраться в седло. – Зато дождя нет.
Жеребец фыркнул и послушно потрусил к воротам.
Четыре квартала до улицы Согласия Морис ехал неспешно, как и всякий из толпы беззаботных гуляк, стекающихся к дворцовой площади смотреть королевский выход. Несколько хитрых петель по закоулкам, одна неожиданная остановка и все тот же амулет-ищейка помогли убедиться: слежки нет. Пора было разворачиваться и ехать к Буркало, но площадь притягивала. Казалось, там сейчас произойдет что-то очень важное, что никак нельзя пропустить.
«Что ты там не видел? Крашеных лошадей с бумажными крыльями? Разворот, и к ипподрому!» – скомандовал он себе, но не успел натянуть поводья, как его окликнули:
– Торрелавьеха! Светлого дня!
Растянув губы в улыбку, Морис обернулся и помахал рукой компании шерского молодняка. Те что-то закричали наперебой, но Морис сделал вид, что не понимает призывов повеселиться вместе, и пустил коня быстрее – к площади. Ладно, можно будет постоять с краю, чтобы его увидели все кому надо.
Толпа на площади волновалась и бурлила красной пеной: сотни бумажных лошадок реяли над головами. Добропорядочные горожане вперемешку с торговцами и карманниками пялились на закрытые ворота… о нет, уже не закрытые. Ворота Риль Суардиса начали открываться – и толпа радостно загомонила. Морис тоже поднял шляпу на вытянутой руке и сделал глупое лицо: не стоит выделяться. Если бы еще можно было отвернуться и не смотреть, зажать уши и не слышать…
«Дурная кровь, – шипела сквозь ор толпы двоюродная тетка, та самая, что завещала все деньги приюту, и даже развалюху в глуши предпочла сжечь, лишь бы не досталась племяннику. – Ни одна шера хоть с каплей мозгов не выйдет за Хиссову отрыжку! А тебе лучше бы вовсе не рождаться!»
По традиции, первым из ворот выезжали король с королевой. В прошлом году это были Тодор и Ристана: старшая принцесса вот уже пятнадцать лет занимала место покойной мачехи. Сейчас же на крашеных кармином жеребцах красовались Каетано Суардис и Таис Альгредо. Та самая Таис, что вчера обещала стать виконтессой Торрелавьеха: грудь в пене кружев взволнованно вздымается, точеный носик вздернут, на алых губках торжествующая улыбка, пальчики – в королевской ладони, а в глазах – сапфиры и золото королевской короны.
– Слава нашему королю! Слава королеве! – восторженно взревела толпа новому развлечению.
Как водится, немедленно поползли слухи, один другого бредовее: вплоть до того, что старый король перед смертью тайно женил сына на шере Альгредо и вскоре она подарит Валанте наследника, мальчика с темным даром. Почему именно с темным, слухи умалчивали, но звучало очень скандально.
Морис сжал кулак: кольцо на мизинце, вчера надетое ему Таис в знак любви и верности, врезалось в кожу. Но это не помешало улыбаться и махать шляпой – добрые подданные должны радоваться за своего короля. Лишь сторонники старшей принцессы отказались от приглашения на Большую охоту и не явились на площадь. Новомодная «оппозиция» собралась у опального советника Ландеха: вельса вместо погони за фениксом или мантикорой, пирожные и суфле вместо жаренного на углях кабана, хмирские невольники вместо егерей и герольдов. И приглашения избранным на гербовой бумаге с синим вензелем РСВ: Ристана Суардис, регент Валанты.
На остальную процессию – гвардию и толпу придворных, не званых на саму охоту – Морис почти не смотрел. Лишь отметил, что среди Алых всадников появилась новая фигура: белобрысый мальчишка лет восемнадцати, смазливый, как шлюшки Лотти. Он ехал по левую руку от Шуалейды, перед Герашанами, и выглядел сообразно кукольному прозвищу «Тигренок».
– …барон Сомбра, фаворит ее высочества… – донесся завистливый шепот, а вместе с ним холодок пробежал по спине: слежка?!
Резко обернувшись, Морис встретился взглядом с пареньком лет тринадцати, одетым как слуга. В руках паренька мелькнул чей-то кошель, сам он ухмыльнулся и скрылся между всадницей в охотничьем костюме мужского покроя и компанией нетрезвого шерского молодняка. Морис лишь пожал плечами: к нему воришка не полезет, а благородные шеры пусть следят за своими монетами сами.
Тем временем шестерка алых коней расправила фальшивые крылья, отсвечивающие настоящим пламенем, и взлетела над площадью, чтобы сделать медленный круг и дать народу возможность рассмотреть августейшую семью во всем волшебном блеске. Бумажные лошадки взлетели следом, повинуясь воздушному потоку. Морис нашел взглядом темного шера Бастерхази. Тот стоял у ворот, за линией охраны, и всем своим видом показывал, что лишь исполняет долг полпреда Конвента: обеспечивает полет бумажных лошадок и прочие мелкие чудеса для народа. На саму Большую Охоту полпреда не звали – ире не любят темных шеров.
