Клинок Дюбрайна чиркнул по рукаву, затем по второму, по груди – как и когда, Морис не успел даже увидеть. Разрезанный на части сюртук упал, располосованная сорочка осталась висеть клоками. Ублюдок отскочил, вспрыгнул на стол и засмеялся, глядя, как Морис сдирает с себя тряпку.
– Так-то лучше. Иди сюда, малыш. Что за веселье без танцев на столе!
Смех подействовал как красная тряпка.
Морис сам не понял, как вскинул шпагу и бросился в драку. Кровь гудела в ушах, перед глазами прыгали алые пятна, клинки пели погребальную песню – и ему было все равно, как быстро он сдохнет, лишь бы в бою!
Когда ублюдок скрутил его, выбив шпагу и завернув руки за спину, он зашипел и попытался лягнуть в голень. Не вышло. Тот держал крепко, не давая пошевелиться.
– Так-то лучше. – Ублюдок схватил его за волосы и потянул, заставляя запрокинуть голову.
Морис дернулся со всей силы. Бесполезно. Только еще сильнее выгнул шею, еще немного – и позвонки лопнут. Шис, убил бы сразу!
– Что, без кнута и жизнь не та? – просипел он.
На мгновение Дюбрайн замер, словно заледенел…
Морис только успел с отчаянием подумать: зачем я нарываюсь? Может, если б не нарывался – остался жив. Только самоубийцы дразнят Имперского Палача тем, что он – палач.
Но вместо того чтобы перерезать Морису глотку, Дюбрайн выдохнул. И усмехнулся:
– Хорошая попытка, малыш. Бурные аплодисменты.
В глазах у Мориса потемнело – то ли от невозможности дышать, то ли от ярости. Не обращая внимания на отчаянную боль в шее, он извернулся, ударил Дюбрайна коленом в пах и укусил за нос. То есть – почти укусил и почти ударил. Проклятье! Он снова не мог пошевелиться, не мог дышать, не мог моргнуть…
– Благородный шер, а дерется как уличная шпана, – фыркнул ублюдок неожиданно довольно.
А вывернутые руки Мориса внезапно оказались скованны в локтях, так что не пошевелить и пальцем. Под колени ударил сапог – и ноги подломились, Морис упал на пол.
– Какая честь, меня убьет сам Имперский Палач, – прошипел Морис, едва сдерживая слезы: проклятая простуда, как же не вовремя! – Или ограничишься поркой?
– Какие у тебя эротические фантазии, – хмыкнул Дюбрайн. – Даже жаль, что ты не в моем вкусе.
Потрепав Мориса по голове, словно собаку, ублюдок обошел его и сел на стул. Склонил голову набок, рассматривая и оценивая.
– А сколько было намеков, – нагло ухмыльнулся Морис, не обращая внимания на разбитые губы и саднящее горло. – Я-то уж было понадеялся на тесное знакомство.
Зачем он продолжает дразнить генерала МБ, Морис и сам не понимал. Наверное, от злости и отчаяния. Что еще он может против шера-дуо, к тому же наделенного абсолютной властью? Насчет обещанной Ристаной защиты он иллюзий не питал. Старшая принцесса может сколько угодно воображать себя правительницей Валанты, но против императорского ублюдка она – ничто. Единственный, кто мог бы заступиться… хотя бы попробовать заступиться, это полпред Конвента. Еще один облеченный властью ублюдок. Только темный.
Смешно. Чтобы один темный заступился за другого? Скорее Мертвый вернется.
Да и нет его рядом, темного ублюдка Бастерхази, а был бы, сделал бы невинные глаза: какие слезы сирены? Какие договоры? Вам все приснилось!
– Приснилось, говоришь… – протянул Дюбрайн, беззастенчиво разглядывающий Мориса.
– Ничего я не говорю. Молчу и внимаю, мой светлый ше-ер. Со всем почтением перед августейшей особой.
Злые боги. Ну кто, кто тянет его за язык? Еще бы в глаза ублюдком назвал, чтобы уж точно не выйти отсюда живым. Идиот.
– Похвальная самокритичность, – снова ответил на его мысли Дюбрайн и резко посерьезнел. – Что ж, шпагу ты в самом деле держишь неплохо, зачатки интеллекта вроде имеются. Жить-то хочешь, Торрелавьеха?
– Ну, допустим, хочу. – Морис прямо посмотрел в глаза Дюбрайну, хоть и пришлось для этого задирать голову. – Может, развяжешь? Раз уж я тебе нужен не только ради утреннего веселья.
Окатившую его радостную надежду – не убил! Торгуется! Поживем еще! – он задавил на корню. И очень постарался не чихнуть. По полу таверны дуло, в носу свербело, и вообще вид он сейчас имел крайне жалкий… а, плевать! Что бы ни хотел от него генерал МБ – это шанс прожить еще немного. А там, глядишь, и выкрутиться. Как-нибудь.
– Как-нибудь выкрутишься. Если повезет, – кивнул Дюбрайн. – И если хорошенько выучишь урок.
– Выучу, – проглотив рвущийся с языка ехидный (идиотский!) ответ, выдохнул Морис.
А Дюбрайн снова достал из воздуха шпагу, упер ее Морису под подбородок и велел:
– А теперь повторяй за мной, малыш, и запоминай хорошенько. Давай. Я не буду…
– Я не буду, – повторил Морис, ощущая холод клинка кожей.
– …красть королевскую невесту…
– …красть королевскую невесту.
– …без приказа непосредственного начальства, – закончил Дюбрайн и поднял бровь: – Ну?
– …без приказа непосредственного начальства, – ошалело пробормотал Морис: самые невероятные предположения метались в его голове, путаясь и заставляя надеяться на невозможное чудо.
– Хороший малыш. А теперь то же самое – сам, без подсказки. – Дюбрайн убрал шпагу от его горла и улыбнулся одной стороной рта, отчего Мориса продрало дрожью по самых пяток. Уж слишком ублюдок стал похож на те газетные оттиски, где его всемогущество пребывали в гневе.
– Я не буду красть королевскую невесту без приказа непосредственного начальства, – внятно повторил Морис и… чихнул. Совершенно позорно и неуместно. А потом, открыв глаза и увидев, что Дюбрайн все так же спокойно его разглядывает, спросил: – А начальство-то кто?
– Наконец ты ухватил суть, малыш, – кивнул Дюбрайн.
Морис ощутил, как его окутывает теплый поток света – яркого и желанного до слез божественного света, окрашенного во все семь цветов. Он задохнулся от удовольствия, пронизавшего все тело и смывшего горечь, усталость, боль – все лишнее. Включая совершенно ненужные домыслы и сомнения.
– Одевайся и садись, Торрелавьеха, – велел Дюбрайн, бросая ему целые и чистые сорочку с сюртуком. – Поговорим как шер с шером.
Интермедия
От созерцания радужного сияния на юго-западе его отвлек звон металла по камням.
– Твой ломаный динг, Жеже, – проворчали за спиной и присели рядом: плечо к плечу, свесив ноги с крыши.
– Вот радость-то, – так же ворчливо ответил он и протянул в сторону кулек с жареными фисташками: – Будешь, Ли?
– А то не радость, – отозвался собеседник, зачерпывая горсть орешков. – Два единения, целых четыре шера-зеро. Хотели возрождения магии, так кушайте, не обляпайтесь.
Несколько минут медитативное созерцание радужного сияния сопровождалось треском скорлупок.