– Спите хорошо? Кошмары больше не мучают?
– В основном – нет. – Ева снова отвернулась. На эту тему ей беседовать не хотелось. Мира была одним из немногих людей, которым было известно Евино прошлое, и о воспоминаниях, которые приходили Еве во сне, она тоже знала. – Давайте этого не касаться, хорошо?
– Хорошо.
– Я волнуюсь за Рорка! – Это вырвалось у нее помимо ее воли. – Простите, не удержалась. Я попросила вас встретиться со мной не для того, чтобы обсуждать эти проблемы.
Мира едва заметно улыбнулась.
– А зачем вы хотели со мной встретиться?
– Мне нужна консультация. Нужен психологический портрет. Нужна ваша помощь. – Ева злилась на себя за то, что не может говорить свободно. – И мне не хотелось обсуждать это в официальной обстановке, потому что я вынуждена просить вас нарушить кое-какие правила. Вы этого делать не обязаны, и я пойму вас, если вы решите мне отказать и сообщите о моей просьбе начальству.
Мира смотрела на нее по-прежнему спокойно и заинтересованно.
– Может быть, вы объясните мне ситуацию и позволите самой решить, как поступать?
Ева тяжело вздохнула:
– Эти три убийства связаны между собой, и существует большая вероятность, что они имеют отношение к некоторым событиям, произошедшим несколько лет назад. Мотив этих преступлений – месть. Я считаю, что главная цель убийцы – Рорк, а для того, чтобы до него добраться, он использует нашего дворецкого, Соммерсета. После каждого из убийств мы находили косвенные улики, указывающие на Соммерсета. Если бы я считала, что он виновен, я бы отправила его за решетку, не колеблясь ни минуты, несмотря на то, что он значит для Рорка. Но его явно подставляют, причем настолько очевидно, словно хотят оскорбить меня.
– Вы хотите, чтобы я составила психологический портрет убийцы и неофициально обследовала Соммерсета на предмет агрессивных наклонностей?
– Нет, я хочу, чтобы это было сделано официально. Строго по правилам. Больше того, я хочу поскорее показать полученные результаты Уитни: мне пока что почти нечего было ему предъявить.
– С радостью сделаю и то, и другое. Договоритесь с майором, пусть мне выдадут сведения.
– Благодарю.
– А еще что?
У Евы вдруг вспотели ладони, и она торопливо вытерла их о джинсы.
– У меня имеются некоторые сведения… Они относятся к расследованию, и необходимы вам для составления психологического портрета, но я не могу – вернее, не хочу сообщать о них начальству. Я могу рассказать об этом только вам, при условии сохранения конфиденциальности беседы, как пациент доктору. Это ведь вас обезопасит, не так ли?
– Все, что вы расскажете мне как пациент, не подлежит разглашению.
– Но это значит, что вы будете защищены? – настаивала Ева.
– Да, значит. Интересно, скольких людей вы собираетесь защитить, Ева?
– Сколько будет необходимо.
Мира улыбнулась.
– Садитесь и расскажите все.
Мира протянула ей руку, и Ева, поколебавшись, пожала ее.
– Вам известно, что я долгое время не помнила своего детства. Точнее, запрещала себе вспоминать. Но после бесед с вами я вспомнила свою жизнь в Далласе, вспомнила, как отец, напившись, бил меня, насиловал. А когда я вспомнила, что той ночью убила его, и рассказала вам об этом, вы мне сказали, что бессмысленно и неправильно наказывать ребенка. Вы сказали… – Ева откашлялась. – Вы сказали, что я убила чудовище, и что я постаралась стать – и стала – достойным человеком и не должна себя казнить за то, что сделала раньше.
– Надеюсь, вы не начали в этом сомневаться?
Ева покачала головой, хотя на самом деле порой эти сомнения ее посещали.
– Вы действительно так думаете, Мира? Вы верите в то, что бывают такие обстоятельства, при которых убийство оправдано?
– Даже в Уголовном кодексе существуют статьи, оправдывающие убийство.
– Но я спрашиваю именно вас. Как человека, как врача, как женщину…
– Да, я в это верю. Если это делается, чтобы выжить, чтобы защитить свою жизнь или жизнь другого человека.
– То есть только в целях самозащиты? – Ева пристально смотрела на Миру. – Это единственное, что оправдывает убийство?
– Я бы воздержалась от обобщений, Ева. Люди бывают разные, обстоятельства бывают разные.
– Раньше для меня все было как черное и белое, – тихо сказала Ева. – Закон или нарушение закона. – Она сжала кулаки и глубоко вздохнула. – А теперь… Мне надо рассказать вам о Марлене.
Мира слушала, не перебивая. Не задавала вопросов, не делала замечаний. Ева говорила двадцать минут. Она рассказала все подробно и, насколько могла, беспристрастно. Только факты, никаких личных мнений. Закончив, она поняла, что рассказ этот ее совершенно вымотал.
Они долго сидели молча. Щебетали птицы, журчал фонтан, по небу плыли облака.
– Потерять ребенка – и так ужасно потерять… – сказала наконец Мира. – Нет ничего страшнее. Я не могу сказать, что люди, которые это сделали, заслужили смерть. Но, Ева, как мать, как женщина, я могу сказать, что, если бы такое произошло с моей дочерью, для меня их смерть стала бы праздником. И я бы только благодарила того, кто это взял на себя.
– Я не знаю, почему защищаю Рорка. То ли действительно верю в то, что он поступил справедливо, то ли просто потому, что люблю его.
– А может быть, по обеим причинам? Вы все слишком усложняете, Ева.
– Усложняю? – Она горько усмехнулась и встала со скамьи. – Совершено три убийства, расследование которых я не могу вести как полагается! Потому что не хочу, чтобы мой муж угодил на всю жизнь за решетку. Я уже ввязала в это дело свою помощницу, детектива-компьютерщика, которого едва знаю, и теперь вот вас. Я лезу вон из кожи, чтобы спасти этого идиота Соммерсета от тюрьмы. И я же еще все усложняю!
– Я не говорю, что обстоятельства просты, но нет причины так мучиться. Не пытайтесь отделить эмоции от доводов рассудка – это невозможно, да и не нужно. Я знаю, вы никогда не позволите эмоциям захлестывать вас с головой. – Мира смахнула с юбки пылинку и добавила: – Что касается меня, то я бы посоветовала вам как можно скорее сделать официальный запрос и послать на психологическое обследование Соммерсета. Если возможно, прямо завтра. Я с ним поработаю и представлю отчет вам и майору Уитни. Если вы можете дать мне данные на убийцу – неважно, официальные или нет, – то его психологическим портретом я займусь немедленно.
– Но вы не имеете права пользоваться неофициальными сведениями…
– Ева! – рассмеялась Мира, и смех ее был легок и мелодичен. – Я не собираюсь прямо ссылаться на эти сведения, но я могу опираться на них – иначе я никудышный психолог. Можете мне поверить, вы получите его портрет, и, прошу прощения, он ни у кого не вызовет лишних вопросов.
