— Мама… нет никакого…
Но Роман не договорил.
Он как раз держал в руке телефон, и когда тот зазвонил — Роман изменился в лице.
— Я на секундочку.
— Ага, — махнула рукой Валерия Сергеевна и обернулась к Моте. — Ну? Невесточка! Как звать?
— М-мотя…
— Мотя? — усмехнулась Валерия Сергеевна. — Это Матильда?
— Матрена… в честь… бабушки.
— Ясненько, Матрена. Пошли. Будем детскую организовывать! — и радостная бабуля кинулась искать детскую.
Моте страшно было оставаться наедине с этим гиперактивным существом, а еще нужно было Серегу переодевать. Она извинилась и пошла прятаться в «своей комнате», надеясь, что, когда выйдет будет, слишком поздно.
Ну кто бы знал, что у Романа такая прекрасная мать? Вот так пришла, все разрулила, все за всех решила. Сейчас завалит квартиру вещами, еще и на майские задержится. А как тут без Моти? Не говорить же, что Роман отец-одиночка?
— Как ты умудрилась ее сюда притащить? — услышала Мотя рычание за своей спиной, вздрогнула и обернулась. В дверях стоял Роман, его телефон разрывался от звонков, а на лице застыла ярость.
— Я?..
— Даже не начинай! Не поверю! Не могла мать моя тут очутиться без чужой наводки! Какого черта… я же знал! Знал с самого начала, что она тут замешана! Твою мать…
Опять звонок и опять Роман изменился в лице.
— Думайте, как хотите, а я мать вашу впервые вижу! — фыркнула Мотя и стала переодевать Сергея, который признаков беспокойства не проявлял и был крайне доволен жизнью без исподнего.
Краем уха она слышала, как Роман благодарит всех звонящих за поздравления, и что звучит он не особенно счастливым папашей.
Видимо, матушка-то его имела большую базу подписчиков…
Моте было обидно, что такую гениальную аферу придумала не она, реализовала не она, а досталось все равно ей.
Она-то хотела втереться в доверие, очаровать, зафлиртовать и в таком состоянии убедить, что Роману непременно нужен этот ребенок. А тут такой подарок судьбы.
— Еще раз! — Роман вернулся и в комнату, и к разговору.
— Мать моя… сама… не приехала бы.
— Да я ее впервые вижу, — прошипела Мотя в ответ. — Вы преувеличиваете мои умственные способности, Роман Как вас там! Ваша мать — ваши проблемы! Я за… кошельком приходила!
Роман смотрел Моте в глаза, она ему, и между ними летали раскаленные стрелы, как в эпичной битве из дорогого блокбастера. Было страшно даже шевелиться, вдруг один сорвется и свернет другому шею, потому Мотя старалась дышать тише, от недостатка кислорода уже кружилась голова. А Роман себе ни в чем не отказывал, и теперь выглядел, как разъяренный бык перед красной тряпкой.
— О-о… какие вы… страстные родители! — мать его добралась и до «мотиной комнаты».
— Твоя мать… — еле слышно прошептала Мотя. — Сама виновата. Я тут ни при чем и вижу ее впервые.
— Если я узнаю, что это ты…
— Узнавай. Это — не я.
— Хорошо.
Все это было сказано так тихо, что Валерия Сергеевна даже не заметила.
— Идеально! — объявила она. — Выносите кровать — заносите мебель! Тут детская в самый раз!
Двадцать вторая. Уговор дороже денег
— Знаешь что, сын! Нет атеистов в падающем самолете! — решительно заявила Валерия Сергеевна и махнула очередной партии доставщиков, на этот раз стоящих с пасхальными наборами.
Три великолепные корзины с куличами, пасхами, крашеными яйцами и торчащими оттуда свечками, встали на идеальный белый стол и тут же будто добавили капельку праздника в безумный день.
— Христос воскрес! — пропела Валерия Сергеевна и Роман с Мотей подорвались было, чтобы отвечать, а потом поняли, что она снимает на видео корзины.
— Сделала сюрприз сыну, приехала на майские! — это она сказала в камеру. — Так… счастливая молодая бабушка… мама взрослого сына… со светлым праздником… — это уже она диктовала вслух самой себе.
— Класс! Очень красиво! — поставила точку инстаграмщица и опубликовала пост.
На секунду Моте показалось, что она смотрит на саму себя со стороны, только спустя двадцать, или тридцать лет, и невольно захотелось удалить соцсети.
— Поверь. Бывают, — мрачно ответил Роман матери, но мама уже забыла на какую реплику.
— Милый… ну разве же все это важно? Разве сейчас не главное — этот милашка-Сергей? Вы назвали его так в честь моего отца? — она стихла, мечтательно глядя на спящего в новенькой мобильной люльке Серегу.
Его нарядили, как ангелочка, в кружевные дорогие шмотки. Теперь сиротка стал выглядеть, как сын очень богатой леди из инстаграмма, а у Моти чесались руки хоть в шутку, но сфотографировать этот кошмар.
— Мам…
— Сын. Я так рада, — ее глаза вдруг наполнились слезами, а Мотя с Романом синхронно напряглись и переглянулись. К слезам умиления, или от чего они там, никто не был готов. — Сейчас для меня, как никогда, важна семья…
— Что? — глухо спросил Роман и кивнул Моте.
Та понятливо встала из-за стола и начала неловко извиняться, но Валерия Сергеевна протянула руку и покачала головой, мол, нет-нет, милочка, ты тут теперь не лишняя.
Мотя же пробормотала что-то про то, что все равно собиралась в душ, и раз есть кому присмотреть за ребенком, то ей пора, и смылась.
Роман благодарно кивнул ей вслед, а Мотя и правда пошла в сторону ванны. Она все еще помнила, что Роман высмеял ее духи и даже к Сереге не подпускал, да и макияж бы смыть. Теперь она думала, как бы изловчиться и доставить сюда свою одежду.
Из дома она, конечно, ничего не брала. Заехала с утра, собралась, нарядилась и ломанула воплощать свой «хитрый план», а что же теперь?
— Ну ничего… — шепнула она сама себе. — Если он убедит мать, чтобы она его выслушала, ехать мне сегодня домой…
Вздохнула Мотя и полезла за телефоном. Душ отменился.
А тем временем Роман сверлил взглядом мать, которая растерянно смотрела на крошечные Серегины кулачки.
— Я так… я…
— Мама. Ты же не ради «майских» приехала? — медленно произнес Роман.
Валерия Сергеевна сжала губы и помотала головой.
— Понимаешь… твой папа…
— Что мой папа?
— У него интрижка, — и она всплеснула руками, спрятала в них лицо и всхлипнула. — Я наняла детектива… я буду искать доказательства! Уехала к тебе, посмотрим, как он там десять дней продержится…
— Десять… — Роман откашлялся, чтобы не слишком громко возмутиться.
При других обстоятельствах он ничего против матери не имел, но десять дней? Теперь? Когда все организации закрыты и в доме младенец, которого некуда деть?
