Мотя снова принялась качать Серегу на руках. Потом на качалке. Потом коляска. Потом бутылка. Потом самой под одеяло…
Утро наступило чертовски быстро. Но Моте показалось, что она спала невероятно долго.
В какой-то момент она вырубилась и, вроде бы, Серега тоже.
Рядом спал такой непривычный для утреннего пейзажа Роман.
А на его животе, подсунув под голову руки — Серега.
— Это как?..
Двадцать седьмая. Яйца имени Бенедикта Скрэмбла
— Рома… — позвала Мотя и ткнула его в плечо.
Роман приоткрыл один глаз и снова закрыл.
Одна его рука лежала на спине Сереги, будто он придерживал его от падения и Моте это показалось особенно милым. Она почувствовала такую невероятную нежность от этой картины, что чуть было не расплакалась. Ее никогда раньше не умиляли мужчины с детьми. Да и сами дети никогда не умиляли, а вот это казалось страшно трогательным.
Мотя встала с кровати и на цыпочках прокралась к ванной комнате.
Стоя под душем, Мотя думала, что же дальше? Что будет через эти одиннадцать дней. Даже если Рома оставит себе Серегу, что самый маловероятный исход событий, то при чем тут будет Мотя? Какое им будет до нее дело? Она тут так, заезжая артистка…
И от тоски все-таки что-то внутри екнуло, подталкивая к тому, чтобы всплакнуть.
Когда Мотя вышла, Роман уже проснулся и осторожно укладывал Серегу в коляску.
— Как так вышло? — спросила Мотя.
Роман вздрогнул и шикнул на нее. И только когда убедился, что Серега спит, ответил:
— Потому что кто-то дрых без задних ног, — проворчал он.
— Я… правда, наверное, вырубилась…
Мотя мотнула головой и прекратила оправдываться. Будем справедливы, она тут «служанка на полставки», а не ночная няня.
— Ага, — кивнул Роман, с ядом в голосе.
Он хрустнул шеей, а потом потянулся. Его фигуру четко очертили первые солнечные лучи. Они затерялись в растрепанных волосах, подсветили каждую прядь, раскрасили скулы и ребра в янтарный цвет. Мотя выдохнула и отвернулась, а Роман, видимо заметив это, усмехнулся.
— Я вам тут не служанка! Папы тоже иногда встают к детям!
— А разве не мамы?
— А мамы что, должны работать двадцать четыре на семь?
— Ну а как иначе, если папы работают?
— Сейчас вообще-то праздники.
— А если НЕ праздники.
— То с какого фига мама не спит сутки, а папа спит?
— Ну мама же не работает.
— А дети не работа?
— А зачем вы их рож…
— СТОП! — Мотя округлила глаза, подошла и… хлопнула Романа по губам.
И сама же замерла, закусила губу, еле сдерживая смех, и так и осталась с рукой у его лица.
— Ты что, сейчас хотел сказать ужасную шовинистскую вещь? — спросила она так тихо, будто их прослушивали спец-агенты-феминистки.
— Да. Именно так. А сейчас я,
как истинный тиран, деспот и шовинист, который аж один раз проснулся ночью и послужил кроватью для этого малявки, желаю в душ и омлет. Организуешь?
— Душ? — Мотя покраснела так, что Роман рассмеялся, а потом, испуганно посмотрел на Серегу.
Тот и бровью не повел.
— Прости, красотка, в душе я и без тебя справлюсь, — он запрокинул голову и посмотрел на Мотю сверху вниз. Она покраснела еще раз, да так, что стала приятного бордового оттенка.
На кухне никого не оказалось. Валерия Сергеевна то ли еще не проснулась, то ли уже куда-то ушла. Олега и Нины не наблюдалось. Гены тоже.
— Омлет… — пробормотала себе под нос Мотя и скривилась.
Она не была талантливым поваром.
Дома готовила мама, одна Мотя почти никогда не жила. Какой-то период времени они жили с Соней в одной квартире и питались «чем бог послал», а потом был период, когда Мотя снимала комнату у отца той самой Сони и там тоже с едой было напряженно. Они скидывались на кое-какие продукты и чаще всего это были пельмени и колбаса на бутерброды. Оставшись одна в квартире, Мотя просто таскала с кухни ресторана «Симон» в котором подрабатывала, кое-какую еду в контейнерах, и покупала все те же пельмени. А тут кухня. Плита. Злая, индукционная! И этот чертов чайник проточный. И где тут, черт возьми, холодильник?
Играть в хозяюшку на такой красивой кухне приятно, но немного неловко. Только вот и щеки до сих пор пылали, и хотелось хоть чем-то занять руки. Главное снова не опозориться.
Мотя сделала то, что сделал бы любой современный человек — открыла «ютуб».
«Как готовить яичницу»
И там все что хочешь. Шакшука, скрэмбл, шесть странных способов приготовить яичницу, дети готовят, мужчины готовят, собаки готовят.
— Все, блин, готовят яичницу, кроме Моти, — прорычала она и ткнула в то, что выглядело самым симпатичным.
Разбить яйца на сковородку сможет любой дурак (правда, Мотя понятия не имела как сделать так, чтобы низ не подгорел, а верх не был склизким и противным). А вот омле-ет… У Моти он всегда получался плоским, как блин, и пережаренным. Не хотелось ударить в грязь лицом. А тут все вроде просто! Красиво, легко и вкусно.
Она положила телефон на стол, завязала волосы потуже и пошла на поиски яиц и молока.
Примерно на третьей минуте просмотра видео, Мотя почувствовала что-то странное. Некое присутствие и дыхание… совсем рядом.
— Ты серьезно? — на ее плечо опустился подбородок, горячий воздух опалил щеку, а две теплые ладони коснулись талии.
Не то, что вы подумали, а просто, чтобы сдвинуть ее в сторону.
— Эй… я…
— Ты смотришь, как приготовить омлет, — кивнул Роман. — Реально?
— Что? Ты видел, сколько способов готовить омлет!? Ты знаешь, что такое шакшука? Ты видел вообще?
— Чего?
— Ничего! — фыркнула Мотя и потянулась к телефону. — Как тебе такое? А это? Видел? Смотри… это яйца Бенедикт! А это пашот. Вот скрэмбл. Блин! Типа… это все просто яйца! А рецептов сто, блин, пятьсот штук!
— Ты что, меня удивить решила? Или это такой способ добраться до сердца через желудок?
— Слушай, парень, — прорычала Мотя, напрочь забыв, что вообще-то «влюблена».
Ее страшно бесил этот тип, и ей становилось неловко от собственной идиотской лжи.
— Ты говорил, что на второй этаж ни ногой! И я уже там. Ты говорил, что не интересуешься малолетками, а я вот уже в твоей постели! Не зарекайся, — Мотя сама не заметила, как начала наступать на пятящегося Романа, угрожая ему тем, что было в руке. Яйцом. — Смотри… глазом моргнуть не успеешь… а я уже за тебя замуж выскочила! — заявила она и улыбнулась так, что у самой волосы дыбом встали от восторга.
