Тот поторопился исполнить показание, и одно изображение сменило другое.
— Вот, видите! То же самое!
— Отнюдь. Размер, высота, угол полета-падения, — Такту последовательно касался пальцем экрана, — не говоря уже о цвете и структуре шлейфа… Это два разных объекта!
— Или один и тот же, но наблюдаемый с разных углов и в разное время.
Мужчины уставились друг на друга.
— Может быть, — после паузы сказал Такту. — Все может быть.
— Вы хотите сказать, — кашлянул Бомбо-209, - что мы на этой планете… не одни?
Повисла пауза. Четыре пары глаз таращились на замершее изображение.
— Мы не одни, — Сомба произнес эти слова осторожно, словно примеряя новый термин.
— Но это не доказано! — тут же возразил Такту. — Упасть мог исследовательский автономный зонд… аналогичный нашим.
— Но чей это зонд? Другой цивилизации?
— Розовую Красавицу официально передали народу куа! — воскликнул Такту. — Это общеизвестно! Есть документы, подтверждающие наше право! И произошло это не вчера!
— Тогда одно из двух. Либо это чужие, пришельцы, которые не в курсе последних действий общегалактического совета по колонизации, либо нарушители закона.
— И в том, и в другом случае нам придется отстаивать свое право на изучение и колонизацию Розовой Красавицы. В том числе и силой, — Такту смотрел снизу вверх на привставшего Сомбу, но каким-то непостижимым образом казался выше. — Надеюсь, вы понимаете это, капитан?
Валентина проснулась от холода. А еще — от тихого стона. В почти полной тишине планеты любой звук разносился далеко. Это был мир без звуков — не считать же звуками шорох песка под ветром или мягкое потрескивание остывающей капсулы! — и стон раздался, как гром среди ясного неба.
Девушка резко села и тут же обхватила себя за плечи, подтягивая колени к животу. Спустилась ночь, которая принесла с собой жуткий холод. Прижавшаяся к ней Тиока дрожала мелкой дрожью и клацала зубами. Когда Валентина пошевелилась, она протестующе заворчала и попыталась обхватить ее руками и ногами, чтобы согреться. Но та спихнула с себя руки подруги, двигаясь резче, чем хотелось, чтобы немного разогнать кровь.
Стонала и клацала зубами Рози. Та осталась лежать рядом с капсулой — девушки не успела перенести ее куда-нибудь — и теперь ее тело тряслось мелкой дрожью. Ее буквально колотило, как в припадке, она стонала и что-то лепетала в полубреду. Валентина сорвала полог и подползла к медичке, махнув Тиоке рукой:
— Давай сюда!
— Д-д-д… — простучала зубами та, — д-дурацкое м-место! Холод-дрыга какая!
— Помоги.
Вдвоем они расстелили полог, кое-как осторожно передвинули на него Рози, причем женщина ненадолго пришла в себя и что-то протестующее пробормотала вроде: «Не надо! Не хочу!» — но ее все-таки уложили на пластиковый полог и улеглись справа и слева, согревая друг друга и обнимаясь поверх груди медички.
— Ужасно, — Тиока все еще дрожала так, что даже Валентине передалась ее дрожь. — П-просто кошмар! Я д-думала, околею!
— Ага, — Валентина пыталась побороть холод. Полог, на котором все трое улеглись, был слишком коротким, так что ноги по-прежнему находились на голой земле. Ужасно хотелось свернуться калачиком, но нельзя. Надо было греть еще и Рози, которая клацала зубами за всех троих. Ей приходилось хуже всех — было заметно, что ее одолевает жар, виски и лоб медички покрывал пот, а налобные выступы надулись так, что казалось, что кожа над ними вот-вот лопнет. Видимо, антибиотики, которые вколола ей Валентина днем, закончили свое действие и нужна вторая инъекция. Или же внутренние повреждения организма оказались слишком сильны. Если, например, произошел разрыв, скажем, кишечника, без операции Рози грозит смерть от перитонита несмотря ни на какие уколы и прививки. А кто ее проведет? Даже дай Валентине необходимое оборудование, она не сможет сделать ничего.
Но пока еще медичка была жива и оставалась надежда.
Чтобы как-то отвлечься от тягостных мыслей, девушка посмотрела на небо. Облаков почти не было, только с одной стороны возле горизонта что-то слабо серело. Луны или какого-то иного спутника тоже не наблюдалось. Зато несколько десятков крупных ярких звезд маячили на небе, слагаясь вместе с несколькими более мелкими и тусклыми искорками в незнакомые созвездия.
— Тиока! Ти! — шепотом окликнула Валентина подругу. — Как ты думаешь, что это за звезды?
— Чего?
— Ну, как они называются?
— Тебе это правда интересно?
— Да. Ведь с одной из них к нам может прийти помощь! Если знать название и вспомнить расстояние до нее, можно примерно вычислить, когда сигнал маячка долетит до этой системы и как скоро нас спасут…
— Ага.
В голосе Тиоки не слышалось энтузиазма — только уныние и тоска. Потом она тихо всхлипнула.
— Ты что? Ты… плачешь? — приподнялась Валентина.
Послышалось прерывистое сопение, а потом…
— Я домой хочу-у-у… — провыла подруга, судя по голосу, уткнувшись в плечо бесчувственной Рози. — К папе и маа-а-амее-е-е…
— Мы вернемся! — у Валентины самой дрожал голос, но она пыталась держаться. — Все будет хорошо. Нас спасут. Ведь сигнал уже пошел.
— Все равно-о-о… Мне страа-а-ашно! — Тиока уже рыдала взахлеб.
— А ну не реветь! — не выдержала девушка. — Все будет хорошо. Запомни это. Мы выживем! Все трое. Обязательно. И домой вернемся. Тоже втроем!
Последние слова она произнесла с ожесточением, повысив голос, словно Рози в своем похожем на обморок сне могла ее понимать.
— И чтобы выжить и дожить до спасения, нам надо набраться сил, — помолчав, уже спокойнее добавила она. — Поэтому вот мой приказ. Всем спать.
И первая, подавая пример, уронила голову на землю, закрывая глаза.
Выспаться все-таки не получилось. Валентина замерзла так, что никак не могла расслабиться. Кроме того, Тиока никак не могла успокоиться, все время всхлипывала и что-то бормотала себе под нос. Потом начала стонать Рози. Еле слышно, на пределе дыхания, но при этом тело медички сотрясалось крупной дрожью, которая передавалась подругам. Успокоившаяся было Тиока опять начала паниковать — только теперь ее терзал страх того, что Рози умрет у них на глазах. Она тряслась, стуча зубами, и со слезами умоляла Валентину сделать хоть что-нибудь. Та попыталась найти и вколоть Рози еще немного обезболивающего и кровеостанавливающего. В результате та перестала стонать и трястись и расслабилась, но девушке что-то подсказывало, что это не конец. Вернее, что это — знак близкого конца. Вопрос в том, как долго женщина будет бороться за жизнь. В мыслях об этом она и провела остаток ночи, лишь иногда задремывая на несколько минут. Хорошо, что хотя бы никакое местное животное их не беспокоило! Видимо, тот район, куда они попали, действительно был необитаем.
