На этот раз секретарша не стала препираться с Евой. Она лишь в замешательстве кашлянула и обернулась на дверь кабинета. Там стояла бледная, с холодным взглядом Пайпер.
– Мой адвокат сказал мне, что я совершенно не обязана разговаривать с вами до получения официальной повестки явиться на допрос.
– Вы можете действовать и таким образом, Пайпер, это ваше право. Но мы можем поговорить здесь, в нормальной обстановке, и вы мне расскажете, почему Руди не хотел, чтобы вы имели дело с Донни Рэем Майклом.
– Здесь нечего рассказывать. – В ее голосе звучала растерянность, она судорожно сжимала руки. – Тут нет ничего интересного. Вы не сможете извлечь из этого никакой пакости!
– Прелестно. Почему бы в таком случае вам не прояснить этот вопрос для меня сейчас, чтобы мы больше к нему не возвращались?
Не дожидаясь приглашения, Ева проскользнула в кабинет и уселась в кресло. Она молчала, наблюдая, как на лице Пайпер отражается внутренняя борьба.
– Это делалось потому, что Донни Рэй несколько… увлекся мною. Вот и все. Это чепуха. Это было совершенно безобидно.
– Тогда зачем эти указания служащим?
– Это была обычная предосторожность, чтобы избежать каких-либо… осложнений.
– И часто у вас были такие осложнения?
– Нет!
Пайпер вскочила и захлопнула дверь. На ее щеках горел нездоровый румянец, серебряные волосы сегодня были отброшены назад, открывая лицо, что лишь усиливало контраст между изысканностью и хрупкостью.
– Нет! Конечно, нет! Мы делали все, чтобы помочь людям найти счастье в общении, в романтических отношениях, часто даже в браке. Лейтенант, я могу показать вам десятки писем от благодарных клиентов. От людей, которым мы помогли найти друг друга. Найти любовь, настоящую любовь.
Ева внимательно посмотрела в глаза Пайпер.
– Вы верите в настоящую любовь?
– Конечно. Безоговорочно!
– Что бы вы сделали ради своего возлюбленного?
– Все, что было бы в моих силах.
– Расскажите мне о Донни Рэе.
– Он несколько раз приглашал меня в различные места. Ему хотелось, чтобы я послушала, как он играет. Он был еще совсем мальчик, он был… Это было совсем не то, что с Голловеем. Но Руди решил, что это то же самое. И он запретил мне общаться с ним.
– Вам нравилось, как Донни Рэй играет?
Пайпер мечтательно улыбнулась.
– Его игра доставляла мне огромное удовольствие. Все было бы прекрасно, если бы на этом все и заканчивалось. Но было очевидно, что он надеется на большее. Я не хотела оскорбить его чувств. Я не могла разбить его сердце.
– А как дела с вашим сердцем? Какое место занимают в нем отношения с вашим братом?
– Я не желаю обсуждать этого с вами! – Она опять выпрямилась и крепко сжала руки.
– Кто принял решение о вашей стерилизации, Пайпер?
– Вы заходите слишком далеко!
– Неужели? Ведь вам было всего двадцать восемь лет. – Ева усилила напор, увидев, как задрожали губы Пайпер. – И вы лишили себя надежды иметь детей, потому что был риск, что вы забеременеете от вашего брата. Вам пришлось после этого лечиться. Вас лишили возможности иметь нормальные отношения с другим мужчиной. Вы отказались от этих отношений, которые вам были нужны. Более того, вам пришлось оплачивать требования шантажиста, потому что кровосмесительство – ваша темная и позорная тайна.
– Вы просто не в состоянии понять.
– Нет, я в состоянии понять вас. – Ева вспомнила себя. Она была ребенком, ее заставили, у нее не было выбора. И все-таки от того времени осталось ощущение страшного греха. – Я знаю, с каким грузом на душе вы живете.
– Я люблю его! Пусть это неправильно, позорно, гнусно – это ничего не меняет! В нем вся моя жизнь!
– Почему вы тогда так испуганы? – Ева придвинулась к ней ближе. – Почему вы так испугались, если вы не покрываете его, если не уверены, что он убийца? Во имя настоящей любви? Вы позволили Голловею издеваться над своими клиентками, вы вели себя, как сводники подпольной проститутки…
– Нет! Мы всегда старались найти ему женщину с подходящими наклонностями.
– Но это вам не всегда удавалось. На него жаловались, а вы откупались. Это вы придумали или Руди?
– Это бизнес… Руди разбирается в бизнесе лучше, чем я.
– И это, по-вашему, оправдывает все? А может быть, ни один из вас уже не может дальше так жить? Скажите, Руди был с вами в ночь, когда убили Дэнни Рэя? Можете вы, глядя мне в глаза, поклясться, что он был с вами в ту ночь?
– Вы не знаете Руди! Он не способен никого обидеть. Он не может…
– Вы полностью уверены в нем? Настолько уверены, что готовы рискнуть чьей-то жизнью? Если не сегодня, то – завтра?
– Кто бы ни убил этих людей, это безумный человек – порочный, жестокий и безумный. Если бы я поверила, что этим человеком мог быть Руди, я не смогла бы жить. Мы – часть друг друга, так что, если бы это все было в нем, оно было бы и во мне. Я не смогла бы тогда жить! – Она закрыла лицо руками. – Я больше не могу этого выдержать. Я не могу больше говорить с вами. Если вы обвиняете Руди – вы обвиняете меня. И я не хочу больше разговаривать с вами!
– Вы не половинки одного целого, Пайпер, хоть он вас и убедил в этом. Если вам понадобится помощь, чтобы освободиться от этого, я знаю человека, который может вам ее оказать, – сказала Ева, прежде чем уйти.
На своей визитной карточке она написала телефонный номер и имя доктора Миры, хотя и считала это бессмысленным, положила карточку на подлокотник кресла и вышла.
Оказавшись в машине, Ева немного посидела, пытаясь успокоиться, а потом посмотрела на часы. «Не так много времени осталось, – подумала она, – но достаточно». И позвонила Надин.
– Что тебе, Даллас? Я в цейтноте, через час пресс-конференция.
– Давай встретимся в клубе «Д & Д». Приведи свою команду. Через пятнадцать минут.
– Я не могу…
– Нет, ты можешь! – Ева бросила трубку и направилась на встречу.
Она выбрала этот клуб потому, что была уверена: в это время там мало народу, и они смогут спокойно поговорить. А кроме того, владелец был ее другом, и Ева не сомневалась, что он сделает все, чтобы им не мешали.
– Что ты здесь делаешь, белая девушка?
Крэк смотрел на нее с высоты своего почти двухметрового роста. Его черное лицо излучало доброжелательность, а только что выбритая голова сверкала, как зеркало. Он щеголял в жилетке из павлиньих перьев, кожаных штанах, которые облегали так плотно, что вызывали опасения за его мужское хозяйство, и сверкающих, вишневого цвета сапогах.
– У меня здесь встреча, – сообщила Ева и огляделась по сторонам. Зал был почти пуст, на сцене репетировали лишь шесть танцовщиц да горстка сомнительных личностей толпилась у стойки бара. Большинство из них знали, что Ева полицейский, еще с тех времен, когда она ловила карманников на Таймс-сквер. Тогда она еще верила, что дюжину карманников и прочую нечисть вскоре удастся смыть в сточные воды Нью-Йорка…
