Кутюрье заставил ее забыть о его физической непривлекательности – он был образован, деликатен, внимателен и изящен во всем. Он принадлежал к тем мужчинам, которые появляются в опере или на балете только во фраке и в цилиндре, оставляя смокинг для театральных представлений и обедов в кругу друзей. За ними охотились фотографы и журналисты, ими все восхищались – супруги всегда выглядели так, словно появились из бонбоньерки. Но Лелонг, обремененный работой, стремился к более легкому союзу, и он довольно быстро оставил Натали наедине с ее страхами и печалями. Впрочем, желающих его заменить был целый легион. Воздыхатели обоего пола с удивительным постоянством сопровождали ее в многочисленных поездках из Парижа в Венецию, из Сан Моритца в Лондон, из Зальцбурга в Нью-Йорк. В основном это были люди искусства – самые талантливые писатели, художники, композиторы, хореографы, ювелиры и декораторы. Чтобы завоевать их, Натали занялась созданием колдовского и хрупкого творения – самой себя, постепенно превращаясь из прелестной молоденькой девушки, которой она была до замужества, в незабываемо прекрасную женщину. У каждого поколения есть свои богини, образ которых становится олицетворением притягательной красоты, перед которой невозможно устоять. В тридцатые годы это были Миллисент Роджерс, Диана Купер, Мона Харрисон Уильямс, Дейзи Феллоуз, Диана Мосли, Ли Миллер, Бабб де Фосини-Люсанж и Натали Палей.
4
Романовы всегда славились правильными чертами лица. Натали не была исключением. Овальное лицо славянской мадонны, нежная грусть во взгляде, что многие принимали за лирическое к себе расположение, пепельно-светлые волосы, казавшиеся иногда прозрачными и светящимися, грация колибри… Все вспоминают ее необыкновенную стройность: ни одна модница Парижа не могла позволить себе такой размер платьев. Полвека спустя виконт Шарль де Ноай, когда ему было уже восемьдесят шесть лет, все еще восторгался ее руками. «Это были самые прекрасные руки, какие я когда-либо видел. Она вообще была чудно сложена»
[115]. Выразительные кисти, с длинными тонкими пальцами, казалось, сотканными из какого-то неземного материала, она унаследовала от отца. Княжна Ирэн Палей вспоминает смешной случай. «Однажды, еще перед Первой мировой войной, художник Даньан-Бувере написал замечательный портрет великого князя и пригласил своего друга посмотреть на него. Друг долго изучал портрет и, наконец, сказал: “Сходство, конечно, замечательное, поздравляю. Но меня немного смущает то, что ты одарил великого князя слишком изящными руками, они даже напоминают женские”. – “Знаешь ли, приходи ко мне завтра, – ответил художник. – Придет моя модель собственной персоной, и мы посмотрим, что ты скажешь!” Когда приятель художника увидел моего отца, то сразу признал свою ошибку»
[116].
Но Натали интуитивно понимала, что физическая красота и очарование, не обрамленные узнаваемым неповторимым стилем, не оставляют следа в сердцах и памяти. Некоторые считали ее поведение суетным, неразумным или даже вызывающим раздражение, а другие видели в ее манере самое мощное оружие… Казалось, в создании собственного культа она черпала силы для того, чтобы бороться с воспоминаниями.
Элегантность княжны была «острой», словно она сошла с гравюры. Ей еще не исполнилось двадцати пяти лет, но она полностью оставила все, традиционно связанное с женственным обликом: роскошный мех, набивные ткани, пастельные цвета, рюши и вышивку – то есть непременные атрибуты стиля Society Ladies, дам из общества в тридцатые годы. Она ввела в моду строгий стиль и простой силуэт без излишеств, подчеркивающий изгибы фигуры. Все туалеты принадлежали Дому «Лелонг». Днем – твидовые рединготы, почти по-военному суровые, со строгим кружевным воротником а-ля Медичи, вечером – жакеты, брючные костюмы, гладкий мех, театрально контрастирующие с необычной шляпкой или венчиком из тюля. Любимые цвета? Черный и белый, но иногда появлялись и яркие оттенки красной герани, папский фиалковый или прусский синий. Любимые ткани? Бархат, тонкое сукно, прозрачный креп – строгие, мужественные материалы, создающие идеальный силуэт. В современной прессе с восторгом отмечали каждое ее появление в свете. «…На коктейле у мадам Альфред Фабре-Люк блистала мадам Люсьен Лелонг в очень узком пиджаке из черного бархата, образующем две полукруглые складки на талии…»
[117], «На танцевальном вечере у виконтессы де Ноай мадам Люсьен Лелонг была в черном шелковом платье с ассиметричным декольте, оставлявшем одно плечо обнаженным…»
[118]
Драматург Анри Бернстайн
[119] лучше кого бы то ни было говорил о ее загадочном очаровании со страниц журнала «Вог», хотя в то время в этом журнале печатались такие знаменитости, как Габриэль Колетт, Жан Кокто, Анри де Монтерлан, Луиза де Вильморин или Жан Жионо. «Что касается Европы, то здесь много сомнений! Женщины здесь скрытны по натуре, они неуловимы, они скрывают свою загадочную душу от посторонних, даже от самых близких посторонних… Они помнят, что если мужчины следуют за ними, то их ведет надежда прочесть все секреты. Они не дают этой надежде умереть.
Они знают, что те небесные светила, что окружены сиянием, притягивают людей и что поэты мечтают достичь глубин океана, потому они недостижимы. Они усвоили урок звезд и окутывают себя неясной дымкой. Отважная амазонка, светлая всадница, превращается в томную египетскую альму. (…) Этой зимой в Сан Моритце мадам Люсьен Лелонг позволила всем ясно увидеть этот контраст. Перед обедом, в лыжном костюме, со слегка растрепанными светящимися волосами, она казалось юной охотницей – хрупкой, но неутомимой… Два часа спустя она была уже в очаровательном черно-белом туалете, напоминавшем длинный, неясных очертаний сосуд, чье драгоценное содержимое еще не обрело окончательной формы, но скоро появится на свет во всем блеске…»
[120]
Натали особенно внимательно относилась к аксессуарам. У нее была настоящая страсть к шляпам, они подчеркивали ее прелестный профиль и прекрасно оттеняли аскетичное изящество гардероба. Маленькие шляпки «биби», шляпы с широкими мягкими полями или дамский вариант мужского фетра – любой из ее головных уборов тут же становился предметом живейшего обсуждения в модной прессе.
«Никогда еще мадам Люсьен Лелонг не была так очаровательна! В шляпке от Марии Ги
[121] из черной шерсти с шелковой белой лентой, закрывающей половину лица, в которой она появилась на концерте Тобера, в зале Плейель…»
[122]
