Она украсила по своему вкусу новое жилище, светлую квартиру на верхнем этаже дома на площади Инвалидов. Стены молочно-белого цвета, угольно-черное фортепьяно, массивный зеленый диван, огромная библиотека с книгами любимых писателей – Манн, Пруст, Жид, Валери и, конечно, все произведения Кокто. На стенах – ее портрет, написанный Челищевым, портрет ее деда, императора Александра II, когда он был ребенком. Стол, раздобытый на блошином рынке однажды в дождливый день, с двумя позолоченными дельфинами и ширма, созданная для нее Жан-Мишелем Франком и Кристианом Бераром… И везде стояли букеты роз – красных, белых, желтых. Этот home, дом, где со всем управлялась русская супружеская пара, служившая еще ее матери, быстро стал любимым местом встречи всех ее друзей.
В двадцать семь лет Натали, которая до этого была везде почетной гостьей, сама превратилась в хозяйку камерных обедов для избранного круга приглашенных. У княжны был дар объединять людей, близких по духу. Ее гомосексуальные друзья, возвышенные до жестокости, ко всеобщей радости приглашенных, в компании своей подруги чувствовали полную свободу. В ее салоне, где говорили на многих языках, собиралась вся светская и культурная элита того времени. У любимых ею художников была возможность познакомиться с меценатами, которые во время этих приемов заказывали картины или интерьеры для нового дома или брали на себя финансирование постановки балета или театральной пьесы. Ее близкие придумали очаровательный обычай. У Натали был браслет, на который она каждый год нанизывала подаренные друзьями брелки и мелкие украшения. Это был настоящий пир фантазии: все старались удивить и позабавить княжну, и она хранила свое уникальное украшение до конца жизни.
Постепенно к Натали вновь вернулись душевное спокойствие и радость жизни. Каждый день она отправлялась на авеню Матиньон – Лелонг, благодарный за то, что она не отказывалась от роли художественного директора и его музы, больше ее не беспокоил. Княжна вновь окунулась в светскую жизнь. Но теперь ей хотелось большего, чем просто жизнь в стиле glamour. Возможно, вспоминая счастливые дни, когда Бодя писал пьесы для маленьких сестер, княжна решила стать актрисой и сделать карьеру в кинематографе. Ничто не смогло бы переубедить ее.
По легенде, ее открыл режиссер Марсель Л’Эрбье, и это было капризом судьбы. Натали проводила рождественские праздники в конце 1932 года, катаясь на лыжах с друзьями в Сан Моритце, и якобы воскликнула: «Ах, если бы можно было снять на пленку всю эту сверкающую бесконечную белизну!» Сразу же с большими издержками были заказаны из Франции коробки с кинопленкой, но вместо того, чтобы сделать документальный фильм о красотах зимнего Гризона, один из друзей решил снять небольшую зарисовку с Натали – королевой снегов в главной роли. Позже, уже в Париже, Л’Эрбье, работая в монтажной киностудии, когда пленку показывали в соседнем зале, случайно увидел рождение новой звезды. Шесть месяцев спустя княжна снялась в своем первом фильме «Ястреб».
В действительности все было немного сложнее. Благодаря ее браку с Люсьеном Лелонгом, режиссер приходился Натали кузеном. Вдобавок у них было много общих друзей, и их первую встречу вряд ли можно считать случайной. Тем не менее даже скептики не отрицают существование этого любительского фильма и того факта, что Марсель Л’Эрбье его видел. «Это всегда было официальной версией, и я думаю, что она абсолютно правдива, – улыбаясь подтверждает его дочь Мари-Анж. – В любом случае, этот анекдот совершенно очарователен, разве нет?»
2
Пятница, 30 июня 1933 года, 18 часов 55 минут. Студия Пате-Натан на улице Франкер. 121 план сценария «Ястреба». Натали Палей официально вступила во врата царства седьмого искусства. Она играла в фильме кузена по пьесе Франсиса де Круассе, отчима ее подруги Мари-Лор де Ноай. Все было устроено так, чтобы она чувствовала себя спокойно и уверенно, хотя первая же ее сцена в фильме могла бы испугать любого дебютанта. Ее героиня, Марина де Дасетта, звонит по телефону мужу и лжет ему на глазах у любовника. Увлеченная своим обманом, она оттачивает каждую деталь этой измены с поистине макиавеллиевским шиком. Короткий, но опасный разговор, хитрая игра… К общему удивлению, первый же дубль оказался удачным. Техники, видевшие много новичков на съемочной площадке, были поражены точностью и естественностью ее игры. Пробы подтвердили фотогеничность «мадемуазель Лелонг», которая, без сомнения, чувствовала камеру. Первые же сцены показали, что она прекрасная комедийная актриса. У нее был своеобразный, очень привлекательный акцент и чистый тембр голоса. Голос у Натали не был элегантно хрипловатым и приглушенным, что отличало всех Романовых: он звучал как звонкий колокольчик, с легкими металлическими нотками.
Марсель Л’Эрбье сияет. Несколько дней назад он заявил журналистам, пишущим о съемках: «Она – воплощение женского образа, которого так не хватает французскому кино, настоящая роковая женщина, одновременно наивная и искушенная… Натали Палей, возможно, будет вместе с Мари Белл единственной французской актрисой, способной на такие роли»
[197]. Обычно сдержанный, во всех интервью он разражался восторженной похвалой ее таланту. «Она стоит в одном ряду с великими звездами экрана, потому что она прекрасна, но красота ее совершенно необычна, такая внешность встречается редко. Я уверен, что Натали Палей изумит и зачарует публику и что мой опыт, благодаря которому я поверил в Мэри Глорию и Элис Филд и поручил им первые большие роли, снова оправдает себя»
[198].
Имя Марселя Л’Эрбье прославило французский кинематограф фильмами «Эльдорадо», «Бесчеловечность», «Покойный Матиас Паскаль» или «Деньги». Он питал священный ужас перед посредственностью, был одновременно композитором, критиком, поэтом, драматургом и историком кино. Его эссе «Гермес и тишина» (1918) и сейчас остается хрестоматийным. В 1923 году он основал собственную киностудию «Синеграфик», чтобы иметь полную свободу творчества. Он постоянно экспериментировал со светом и тенью, а двойное экспонирование и размытость изображения передавали на экране эмоции героев или атмосферу места действия. Фильмы Л’Эрбье нельзя было ни с чем спутать, его считали мастером французского импрессионизма в кино. Он был эстетом и авангардистом, режиссером, который всегда окружал себя исключительно талантливыми людьми, и интуиция никогда не подводила его. С ним работали легендарные личности: Фернан Леже, Поль Пуаре, Дариус Мило, Дюнан, Малле-Стивенс, Соня Делоне… Маска холодного высокомерного мэтра была идеальна для того, чтобы отпугивать докучливых невежд, но за ней скрывались удивительный оригинальный ум и глубокая культура.
Та же вдохновенная фантазия проявлялась и в выборе актеров – главную роль в фильме «Деньги», например, играл поэт Антонен Арто. Когда он решил снимать «Ястреба», его последняя картина «Духи дамы в черном» была в монтаже уже два года. Критики и зрители с нетерпением ждали нового фильма. Костюмы от Люсьена Лелонга, музыка Анри Соге, дебют загадочной княжны – Л’Эрбье остался верен своему знаменитому изысканному вкусу. Правда, некоторые упрекали его в том, что он выбрал популярную пьесу Франсиса де Круассе, о котором говорили, что он слишком поверхностный писатель. Более сорока лет спустя Л’Эрбье, прекрасно сумевший совместить очарование популярной литературы и строгий режиссерский замысел, раскрыл тайну. «В конце концов, если я и согласился пойти на риск, которому подвергалось мое скромное доброе имя, то это было не зря. Мне доставило огромную радость вдохнуть жизнь в двух плутов высокого полета, которых играли Шарль Буайе (…) и княжна Натали Палей (…), красавица, для которой это был дебют в кино. Я предвидел, что она сумеет отдать моему фильму (а впоследствии и другим картинам) все волшебство своего необыкновенного очарования»
[199].
