Каждое утро отец водил Ирэн и Натали в Булонский лес, расположенный всего в нескольких метрах от дома. Хотя он старался и не показывать этого, старшая дочь была его любимицей, и он даже называл ее своей невестой; а младшая всегда забавляла остроумными ответами. Когда старшая дочь Мария бывала во Франции, она ходила на прогулки вместе с ними, прихватив с собой старого фокстерьера Мартцка. В то время в Булонском лесу еще можно было встретить ланей, скрывающихся в зарослях.
Их жизнь, протекавшая вдалеке от сурового дворцового протокола, подчинялась, тем не менее, довольно строгим правилам. Каждое утро вся семья собиралась в маленькой столовой, и все рассаживались на стульях, обитых желтым шелком. Столовая была предназначена исключительно для них самих: для приемов стол накрывали в другой комнате. Солнечные лучи проникали в комнату сквозь большие окна и золотили драгоценные китайские вазы, стоявшие на камине. Дети болтали с матерью, наслаждаясь кофе с молоком и бриошами. А великий князь Павел пил чай из большого стеклянного стакана с золотым подстаканником, на котором были выгравированы его инициалы. День был посвящен занятиям с детьми и прогулкам.
Графиня фон Гогенфельзен ездила на примерки к самым известным кутюрье – Пуаре, Ворту, Пакену или сестрам Калло. С многочисленных фотографий 1902–1914 годов на нас смотрит элегантная женщина в большой шляпе «Веселая вдова», на создание которой модельеров вдохновило бессмертное произведение Франца Легара. Костюмы для прогулок, вечерние платья из шелка цвета слоновой кости, голубого крепдешина от Ланвен или кружев цвета бледной розы, перламутра или нежного бисквита… Она словно сошла с полотен Джованни Болдини. В начале века у дам ее круга туалеты были невероятно изысканными – костюмы для верховой езды заказывали у Редферна, где в салоне стояли чучела коней, чтобы клиентка могла подобрать амазонку в тон масти своей лошади.
В половине первого – великий князь Павел был всегда очень точен – семья снова собиралась вместе за обедом. В то время это было редкостью – дети обычно ели отдельно от родителей. Великая княгиня Мария с любовью вспоминает эти часы. «Когда мы садились за стол, всех охватывало легкое беспокойство и нетерпение, потому что суфле из пармезана ждать не могло! Но рядом с отцом стоял пустой стул его жены, который так и оставался пустым почти до середины обеда. Мачеха никогда не могла собраться вовремя. Отец в конце концов с этим смирился»
[15].
Наконец Ольга появлялась – сияющая и немного смущенная, с многочисленными пакетами в руках. «Она съедала только немного холодной ветчины и салат. Она очень боялась поправиться, поэтому почти ничего не ела за столом, зато перекусывала в течение дня. Обед продолжался. Девочки сидели рядом с гувернантками и очень старались вести себя примерно. Сводный брат Володя сильно шумел и задавал бесконечно много вопросов. Бесполезно было делать вид, что занят беседой, и так же бесполезно было стараться заставить его замолчать»
[16].
В конце дня дети покидали детскую на втором этаже и спускались вниз, чтобы перекусить с родителями. Каждый день повар баловал их бутербродами и мягкими булочками, которые заказывались утром к чаю «файф-о-клок». Затем недолгая прогулка в саду, визиты друзей – и уже приближался час ужина. Только ужин проходил для Ирэн и Натали в одиночестве. Сестры довольно рано поднимались к себе в комнаты на последнем этаже; решетчатые воротца при входе на лестницу всегда после этого запирали, чтобы девочки, проснувшись ночью, ни при каких обстоятельствах не ступали одни на скользкие крутые ступени. Великий князь с супругой, если их не призывали светские обязанности, проводили вечера дома, в маленькой библиотеке. Павел читал вслух, а Ольга, одетая в домашнее платье tea-gown, вышивала. Потом они уходили в рабочий кабинет Павла, чтобы записать события дня в дневник – записную книжку, сделанную в России, с переплетом из лакированного дерева и фермуаром из позолоченного металла. Память семьи в изгнании.
Всю свою жизнь Натали была окружена великими людьми, которые были ее близкими друзьями, – писатели, музыканты и художники. Библиотека отца, где сотни томов на всех языках ждали заинтересованного читателя… Коллекция живописи, где были собраны полотна Шардена, Буше, Греза, Ван Дейка и Робера… Музыкальные вечера в большой гостиной, где царствовал клавесин, принадлежавший королеве Марии Антуанетте… Все это сплелось воедино в характере и вкусах девочки. Золотое детство! Страстная увлеченность искусством всегда была их семейной чертой. Екатерина II была покровительницей философов Просвещения, а Николай I принадлежал к близкому кругу писателя Вальтера Скотта; он поддерживал Глинку, Иванова и Гоголя.
Наставником Александра II был не офицер царского полка, как было тогда принято, а знаменитый русский писатель-гуманист В. А. Жуковский. В решении отменить крепостное право 19 февраля (по ст. ст.) 1861 г., безусловно, сказалось влияние воспитателя. Неудивительно, что великий князь Павел, в свою очередь, стал меценатом и покровителем искусств. Например, когда Сергей Дягилев решил показать в Париже «Бориса Годунова» Мусоргского, отец Натали был первым в списке щедрых дарителей
[17]. Премьера этой оперы за границами России произвела фурор весеннего театрального сезона 1908 года и позволила Дягилеву с триумфом вернуться в следующем году со своими Русскими балетами. Теперь известно, что и легендарный Федор Шаляпин, певший любимые арии в гостиных Булони, и художник и иллюстратор Леон Бакст, и танцовщики Анна Павлова и Нижинский – все в те годы изгнания были гостями графини фон Гогенфельзен. Общение с такими людьми было для ребенка возраста Натали ценнее всех уроков мисс Уайт.
Хотя великий князь очень ценил разнообразие и покой жизни во Франции, но изгнание тревожило его. «Он никогда не выказывал никакой нетерпеливости и беспокойства; тем не менее он довольно тяжело переносил иногда бездеятельность и вынужденную праздность. Его жизнь в кругу семьи была чрезвычайно счастливой, но он тосковал по родине»
[18]. В присутствии детей он редко говорил о России, и еще реже вспоминал о своей семье. «Все же однажды вечером мы с сестрой (Натали) осмелились расспрашивать его, – рассказывает Ирэн. – Он с радостью рассказывал нам об играх с братом Сержем… В императорском парке для них соорудили маленький порт, где они запускали в ручье игрушечные флотилии. Затем он погрустнел, задумавшись, без сомнения, о трагической смерти отца и о брате. Увидев, к чему привело наше любопытство, мы больше никогда не спрашивали его о детстве»
[19].
Воскресенья все ждали с нетерпением. Утром семья отправлялась в русскую церковь на улице Дарю. Великий князь с домочадцами входили через боковую дверь и в одиночестве стояли на службе в уголке около алтаря. Так они могли слушать богослужение, которое вел старый священник, крестивший Натали, незамеченные прихожанами. «В моей жизни было много разнообразных событий: радостных и трагических, важных и суетных, но все было подчинено некоему плану, не совпадавшему с обычной жизнью, – вспоминает великая княгиня Мария. – Эта обычная жизнь была мне совершенно незнакома, я понятия не имела о тех отношениях, что существуют между простыми смертными»
[20]. Натали могла бы сказать то же самое и о себе. Домашнее образование, вдалеке от шумных школьных классов, куда внучке царя ходить не пристало, расторопная прислуга, родители-эрудиты и изысканность окружения… Их духовная жизнь не знала никаких посторонних нежелательных вмешательств.
