Но все закончилось быстро и вполне оперативно. Я и сама не заметила, как мы с Акатошем оказались в телеге, запряженной хорошей добротной коняшкой. Игор же был верхом – ему, как разведчику, выделили свой транспорт.
Телега была крыта плотной тканью, не воняла, не была рассохшейся. Вполне пригодная для долгого путешествия. Только вот колдобины… Ух!
Нас вполне ощутимо потряхивало, и я быстро впала в полукоматозное состояние. Зато без лишних глаз.
Караван был огромен. Штук двадцать телег, вполне полноценный отряд охраны. В конце – обоз с провиантом и походной кухней. В начале – охрана и крытая модная телега нашего главного. Мы плелись ближе к концу. Оно и правильно – подальше от начальства и разговоров попутчиков.
Я постоянно протирала кожу ореховым отваром, полоскала им рот, держала волосы зализанными под своим платком. Когда солнце оказалось в зените, я мысленно погладила себя по головке. Умница! Обычный грим из подручных средств обязательно бы потек, а вот от въевшейся ореховой краски так просто не избавишься. И морщины тоже были вполне натуральными – я постоянно щурилась и кривила лицо, и уже на эту гримасу раз за разом наносила отвар тонкими кистями. Красотка вышла! Я улыбнулась себе в маленькое карманное зеркало коричневыми зубами.
Мы встали на обед, притом, по моим ощущениям, не больше, чем на полчаса.
Мы с Акатошем выбрались из телеги, размяли ноги. Я натурально и жалобно стонала, держась за поясницу, а Акатош просто стоял рядом, держа меня за руку.
– Спасибо, сынок, – всхлипнула я, заметив, что на нас смотрят люди, спешащие на обед. И охрана, и больные, и сопровождающие, правда, из телег вышли не все. Скорее всего, люди экономили на питании, беря с собой запасы.
Акатош держал меня под руку. Так, прихрамывая и жалуясь на жизнь, я дошла до котла, который дымился на большой подставке.
На нас выдали вполне неплохой паек: пара дымящихся мисок с мясной подливой, много хлеба, какая-то крупа и печеные овощи. А неплохо…
Мы расселись на ковре, который выкатил Орег, и принялись за еду.
Женщина, сидящая рядом с нами, пыталась накормить ребенка лет пяти, но тот капризничал и отказывался. Она вздохнула, сдаваясь, и опустила ложку в миску.
– Что за беда у вас? – тихо спросила я.
– Заболел… Что-то внутри крутит. Его отец, муж мой, от того ж помер, только быстро сгорел, ничего и сделать не успели. А маленький вот борется…
Она погладила засыпающего ребенка по голове.
– Все продала, что накопили. Но пусть только живет, маленький… Только куда возвращаться будем – не знаю…
Я вдохнула.
– Ничего, молодка, ничего… Вырастет – будет тебе помощником. Все образуется, уж не горюй. Он – кровинушка твоя, чувствует, поди, когда мать в горе. Вот ты радуйся поболе. Лучше уж без денег, зато живые.
– Правда ваша, – сказала женщина. – А вы что?
Я без особых ужимок рассказала сказочку про сыночка, который свалился с лошади. Женщина посмотрела на Акатоша, который задумчиво грыз морковку. Кивнула с сочувствием.
– Нам, матерям, ничего нет гоже здорового ребенка, – значительно сказала я.
– Меня Марой звать. А вас?
– Бабой Машей зови, – сказала я, шумно отхлебнув из миски, – а сыночек мой – Тошенька.
Я любовно посмотрела на Акатоша, который с сосредоточенным лицом пытался почесать лоб под бинтами.
– Не егози, касатик! А вот как развяжутся? Потерпи уж, сынок.
Акатош досадливо поморщился, но руки убрал. Вот правда – как дите малое, а не бог. Чего он там разрушал? Детскую пирамидку?
Я тяжко вздохнула.
– Пойду я, милая. Пригляд нужен.
Мара махнула мне рукой, укладывая сонного малыша себе на плечо. В сердце кольнуло сочувствие.
…Следующие три дня проходили однообразно и скучно. Мы давно вышли за пределы горного королевства и плелись неповоротливым обозом по тракту днем и ночью, делая короткие перерывы для отдыха лошадей и для приемов пищи. Ночью шли медленно, но все же не стояли. Караванщики хорошо знали свое дело.
И все было бы хорошо, если бы не Акатош, который снова начал метаться и кричать ночью. Я просыпалась, будила его, но все начиналось заново. Перед рассветом я была совершенно разбита, но тут же забыла о своих ощущениях, взглянув на Акатоша. За какую-то ночь его лицо осунулось, скулы стали меловыми без всякого грима, а под глазами залегли темные, почти черные тени.
– Опять? – с беспокойством спросила я, взявшись за бинты – Акатош постоянно их стягивал во сне. Коснулась его лба и с испугом отдернула руку. – Ды ты горишь!
Акатош посмотрел на меня потускневшими, безмерно уставшими глазами. Пожал плечами и тут же согнулся надвое от сильного кашля. Он задыхался, набирал в грудь воздуха и кашлял снова. Я засуетилась, напоила его водой с розовым настоем. Когда спазм стих, Акатош тоскливо сказал:
– Прости. Я не знаю, почему так. Сил подаренных археев должно было хватить до песков.
Я мысленно помянула тихим незлым словом закон Мерфи. Ну надо же было так!
Дождалась оборотня, который старался от нас не отдаляться. И шепнула, надеясь на его острый слух:
– Хьюстон, у нас проблемы. Сыночку плохо.
Игор кивнул. Пустив лошадь тихим шагом, поравнялся с нами.
– Что случилось?
– Акатош слабеет, – шепнула я, – и все намного хуже, чем было.
Игор заглянул в телегу – утренний полумрак позволял разглядеть наше плачевное положение. Впечатлился увиденным.
– Вот …!
– Именно. Что делать-то будем? Где возьмем археи? Как вообще кого-то убедить сказать фразу отречения? Я не представляю.
– Я тоже, Женя, я тоже… – Игор тяжело вздохнул и вдруг изменился в лице.
– Что случилось?
– Запах странный. Я проверю.
Я кивнула и вернулась к Акатошу. Набрала воды из фляги и принялась делать компрессы. Я, конечно, понимала, что его жар явно не от простуды, но бездействие лишь усугубляло мое состояние. Хотелось материться, ругаться, потом – напиться и чтобы кто-нибудь решил все наши проблемы. И еще были мысли украсть лошадок, сложить на них как-нибудь Акатоша и скакать во весь опор в пески. Правда, тогда были шансы влипнуть еще сильнее – чужаков быстренько приберут к рукам ушлые рабовладельцы. Но можно же плестись побыстрее?
Караван шел, снижая скорость, а потом и вовсе внепланово встал. Нет, ну это уже издевательство!
Я уже хотела высунуться из телеги, чтобы понять, чего это мы, собственно, не едем, когда впереди послышались крики и звон оружия.
***
Нигор, Фарт, Силм и Бьяр никогда не были законопослушными гражданами. Когда горный король умер, они первыми собрали все деньжата, которые накопили за годы противозаконной деятельности и отправились на большую дорогу, нагло угнав лошадей из королевских конюшен. Вместе с ними отправились и их бандитские шайки. Ребятки, которые заведовали публичными, игорными домами и сомнительными трактирами, теперь остались без кормушки. Охранники, снабженцы и прочие скользкие личности собрались в один большой змеиный клубок. Для чего? Да уж явно не для выращивания маргариток на продажу. Кто-то из них уже промышлял на большом тракте, но теперь толпа разбойников особого пошиба представляла реальную опасность.
