Глаза бога огня и ярости зажглись багровым, черты лица заострились – теперь вряд ли кто-нибудь мог назвать его красивым. Это не было красотой, как не могла быть красотой кипящая лава, сносящая и губящая людей, дома, города…
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы Акатош неудачно не повернул раненую руку. Вскрикнул. Память втянулась обратно, оставив после себя дурное послевкусие. Человеческое слабое тело, которое нужно питать археями… С таким телом нельзя ничего сделать. Подчиниться? От этого слова Акатоша едва не вывернуло. Если подчинение означает то, что он уже испытал, то как можно так жить изо дня в день, из года в год?
Акатош бездумно глядел на серую пустую стену своей темницы. Он думал о том, что даже обман любимой богини и века заточения на морском дне не смогли изменить его, не смогли вытащить наружу то, что было давно забыто им. А людская жестокость и унижения, которым его подвергли, выманили давно спящую суть наружу всего за один день. Как же сложно быть человеком среди других людей…
ГЛАВА 16. ЭФА ДЛЯ ПЕСЧАНИКА
Ирдан и его новообретенный советник Зар продолжали налаживать контакты. А попросту – напивались. На сердце у песчаника было пакостно и пусто, а человек, который понимает твое состояние и может воспринимать твои мысли, слышать их и при этом не кривиться от отвращения, дорогого стоит. Ирдан оценил его по достоинству.
Зар, приняв песчаника, тоже открылся. Поведал о своей жизни в другом мире, где служил на государство – таких одаренных людей, как он, вербовали еще с младенчества. Благодаря такой закалке у Зара был иммунитет к сволочам разной степени морального разложения. На фоне многих песчаник был еще ничего.
Сейчас они, напиваясь, жаловались друг другу на жизнь – чуть ли не впервые за всю их богатую биографию.
– И как ты справляешься? – заплетающимся уже языком спросил Ирдан.
Зар усмехнулся.
– Ты книги же читал? Так и я – читаешь людей как книги и забываешь, о чем читал пять минут назад. Поверь мне, достойных книг очень и очень мало, а уж те, что цепляют, и вовсе единичные экземпляры. С людьми так же.
Ирдан покивал.
Зар вздохнул, теребя край белого хитона, в который его настоятельно обрядили слуги.
– Кстати, эти белые тряпки носить обязательно?
– Обязательно. Это статусная одежда. Она показывает, кто раб, а кто нет. Белое с золотом носит правящая семья и те, кто занимает при дворе высокое положение. Белое с серебром, как у нас – высокие роды. А рабы носят черное или серое. И левый рукав на одежде им запрещено иметь. Надо, чтобы было видно рабское клеймо.
Зар скривился.
– Рабство, значит… Клеймите людей, как коров. Молодцы…
Ирдан пожал плечами.
– Так всегда было. Не мне менять сложившийся порядок.
– У тебя их много?
Ирдан напрягся, услышав особые нотки в голосе своего собутыльника и товарища.
– Пара десятков в доме, пара сотен в садах, да и новых привезут или уже привезли. Дом запустили, надо больше рук… – небрежно сказал он, наблюдая за реакцией Зара. Но тот уже принял обычное свое выражение лица. «Морда кирпичом», как сказала бы иномирянка.
Разговор ушел в другое русло, и уже поздним вечером порядком налакавшиеся новообретенные товарищи разошлись. Зар, немножко пошатываясь, решил спуститься на кухню – посмотреть на рабов, почитать их. Его крепко задело то, что рабство тут процветало. В его родном мире это явление было выжжено огнем и кровью, и это «выжигание» происходило на его глазах. Он прекрасно знал, чем чревата такая политическая система и чем за бесплатную рабочую силу приходится платить государству.
Он скользил по прохладным коридорам дворца, пытаясь уловить нужные мысли. Хмель мешал, но не критично. Наконец мимо него, опустив глаза в пол, прошмыгнула молодая девчонка в серой хламиде без рукавов. Мысли… Их просто не было. Девчонка было пуста, как кувшин вина, который Зар с Ирданом распили в числе последних. Усталость, отдаленная глухая тоска… Эти эмоции больно мазнули по Зару. Таких он помнил, и это было страшно. Личности и желаний почти не оставалось – все это глушилось непрерывным и монотонным трудом.
Именно таких людей и срывает в первую очередь.
Зар решил спуститься на нижние, полуподвальные этажи дворца. Тут горел свет, вовсю кипела жизнь – люди готовились к следующему дню. Один, два… пять, восемь… Восемь рабов – молодых мужчин и женщин. Среди них и люди в белых одеждах – видимо, слуги на жаловании, не рабы. Зар, встав так, чтобы его не заметили, следил, смотрел, читал и все больше хмурился. Рабы были… рабами. В самом плохом смысле этого слова. Все они до единого мучительно хотели спать – их мысли были тяжелыми, неповоротливыми. «Да… Сделать… Вытереть, сварить, убрать… Потом спать! Только бы спать!» – думали они. Думали одинаково.
Зар тяжело вздохнул. Ну что ж. Такое он уже видел и в своем мире. Люди живут искусственным циклом, как некоторые комнатные растения – им не дают вдоволь спать, скорее всего, не больше четырех часов в сутки. Им не дают вдоволь еды – все на грани. Они работают уже по привычке, потому что у них нет сил и возможности остановиться и задуматься о том, кто они и что они тут делают. Наверное, и травками их еще поят.
В голове Ирдана Зар почерпнул много полезной информации. Медицина тут строилась на травах, которые могли как вылечить, так и убить. Что мешает опаивать рабов? Да ничего. Главное, чтобы работали как положено.
Зар вышел на улицу – подышать. Он теперь, кажется, понял, в чем его предназначение. Искоренить рабство – чем не смысл жизни?
Белая стена дома Ирдана была отчетливо прохладной. Зар прислонился, ощущая полуголой спиной (чертовы неудобные тряпки!) гладкость камня. Поднял глаза к небу. Россыпь незнакомых звезд мерцала высоко-высоко в чернильно-синем небе. Красиво… Залюбовавшись, Зар едва не упал со ступеней, внезапно ощутив сильнейшую эмоцию. Она прошила мозг, вызвала дрожь. Волоски на руках встали дыбом. Что это? Откуда?! Зов о помощи, ненависть, столько сумбура… Явно женщина!
Зар поспешил на зов, который с каждым шагом становился все отчетливее. Женщина… Ругалась. Да так, что Зар сорвался на бег.
В небольшой пристройке рядом с конюшней было сутолочно. Зар растолкал зевак локтями.
Пожилая женщина, рыдая, рвалась из рук держащих ее мужиков. Видимо, им неслабо досталось – синяки и царапины были явно свежими. И мужики в белых тряпках были очень злы.
– Давай ее! Быстро! Держу! У, погань какая, – прошипел один их них, надежно фиксируя запястье женщины. В две секунды из раскаленной жаровни был вытащен прут с клеймом на конце.
– Не надо! Отпустите! – заорал Зар, рванувшись к женщине.
Но опоздал на секунду. Слуга, которому попало от бабки в глаз, мстительно хмыкнул, опуская раскаленный металл на запястье. Запахло паленой кожей. Женщина, рванувшись, закричала, а потом, лелея больную руку, заплакала, опустившись на пол.
