А в следующую секунду уже ничего не напоминало о том, что в спальне побывал кто-то кроме меня. Лишь слабо шевелящиеся от дуновения ветра шторы да поблёскивающая ореховая рукоятка пистоля говорила о том, что короткий диалог с новым шефом приступного мира мне не приснился. Я успел накинуть покрывало на оружие ровно в ту секунду, как дверь в мою спальню распахнулась:
— Кай, прости, я не справился! Говорил, что ты болен, но комиссар Лейк выписал официальный ордер, что ты обязан явиться в жандармерию! Говорит, без тебя совсем никак, зато я сторговался аж на восемьдесят семь фэрнов! — воскликнул запыхавшийся Берни с порога, а затем с удивлением посмотрел на распахнутое окно.
***
— Что вы там делали? — по третьему кругу допрашивал служащий.
Я со скучающим видом откинулся на спинку неудобного стула и положил ноги прямо на казённый стол. Констебль в идеально отглаженной униформе бросил на меня осуждающий взгляд, но замечания делать не посмел. Видимо, он был предупреждён об эксцентричном характере сыщика, нанятого руководством. Впрочем, в задачу жандарма входило лишь задавать вопросы и делать соответствующие пометки механическим стержнем на длинной клетчатой бумаге, заправленной в полиграф. Я же свою самую важную задачу уже выполнил.
— То же, что и все. Смотрел бои, — в третий раз ответил Плешь, заметно нервничая.
— И кто же из арестованных в «Старом лосе» участвовал в бою? Демонстрировал боевую магию? — Констебль лёгким пассом руки провёл по одной из стен допросной, делая её прозрачной.
Простейшая магия для этого места, заложенная ещё строителями. Вот только для меня сейчас недоступная, потому что те крохи резерва, которые у меня успели скопиться за несколько часов сна, я медленно, но верно тратил на поддержание тонкой иллюзии. Выпрямил сломанный нос, убрал синяки под глазами, заставил исчезнуть ссадины от ударов кулаков. Лишнее внимание жандармов мне сейчас ни к чему.
Плешь сделал вид, что всматривается в несколько десятков хмурых людей, что подпирали своими спинами каменную стену. Кто-то лыбился, прекрасно догадываясь, что на них сейчас смотрят, кто-то со смаком ковырялся в носу, какой-то умник замотался в грязный дырявый плед и устроил себе лежбище прямо по центру каменного мешка. Дерущихся не было, что занятно. Неужели магия? Или всё-таки у матросов хватило ума, чтобы завязывать драки?
— Не могу разобрать, но, кажется, там нет бойцов, — ответил громила, старательно не смотря в мою сторону.
Громоздкая машина из железа и меди начала что-то быстро-быстро рисовать на бумаге своими паучьими лапками. Соединённые тонкими цепочками перстни на руках Плеши засияли радужными цветами. Допрашиваемый потел, его щёки уже давно по цвету сравнялись с варёной свеклой, несмотря на то, что в помещении царила скорее прохлада, чем жара. Молодой жандарм обречённо сделал несколько пометок на бумаге и вновь бросил взгляд на меня. На этот раз вопросительный. Я нарочито небрежно пожал плечами, особенно не рвясь раскалывать знакомого мордоворота. Всё, что мне было интересно, я уже услышал, а вот некоторые мои вопросы могли бы навести констебля на определённые нежелательные мысли. Оно мне надо?
— Странно как-то, — пробормотал служащий, — не могу понять, в чём дело. Переспрашиваю одно и то же у свидетеля, ответы одинаковые, а аппарат мне показывает то ложь, то правду. Наверное, сломался…
«Да потому что ответы отличаются. Там бойцов нет, а здесь есть», — мысленно усмехнулся, проследив за озадаченным выражением на лице жандарма.
Оглушительно зевнул, не утруждая себя прикрыть рот ладонью, демонстративно достал из кармана пальто часы-луковицу и посмотрел на циферблат.
— Время-то уже позднее, да что-то скучно у вас, — протянул, вставая со стула. — А ваш свидетель, очевидно, выпил слишком много эля этой ночью, вот полиграф и сбоит. Давно говорил, что данное магтехническое изобретение — полнейшая придурь, и ничем не лучше моргентума.
— Простите, господин Ксавье? — удивленно ответил констебль.
Я закатил глаза. И кого только в жандармы теперь берут? Неужели они вообще ничего не знают?
— В древней Аксании подозреваемому в тяжёлом проступке давали графин с ядовитой вытяжкой из ягод моргентума, — охотно пояснил Берни, сидящий неподалёку. — Если он боялся и выпивал всего лишь чуть-чуть, то умирал, так как яд моментально проникал в кровеносную систему. А если подозреваемый был уверен в своей правоте, то щедро вливал в себя жидкость, отчего его тут же начинало тошнить, и он оставался в живых. В наши дни, конечно же, понятно, что это крайне варварский и ненадёжный способ определить, врёт человек или нет. Хотя бы по тому, что у всех организмы разные, те же маги чуть более устойчивы к ядам, чем не-маги, а если у подозреваемого ярко выраженные целительские способности, то это уже третья история. Вытяжка может быть разной концентрации, ягоды недозревшие или перезревшие. Опять же очень многое зависит от массы человека. Очевидно, что та порция, что убьёт худенькую девушку или подростка, может практически никак не отразиться на хорошо упитанном или тучном мужчине.
— О, как… понятно, — протянул жандарм, потирая переносицу рукой, — но почему вы считаете, что полиграф ошибается?
Устал. Отлично. Самое время, чтобы свалить, а то ещё немного, и у меня совсем не хватит сил даже на скудную иллюзию.
— Да потому что вы скачете около этого полиграфа, как аборигены вокруг кустов с ягодами моргентума! Кто его вообще настраивал? И как? Неужели вы считаете, что все допрашиваемые врут одинаково?
— Что вы, господин Ксавье! Я много слышал о делах, которые вы раскрыли, и бесконечно уважаю ваш талант определять ложь по языку тела. Но смею уверить, что данный аппарат я настраивал лично после того, как закончил соответствующие курсы при факультете магической техники Главного Лорнакского Университета. Это очень сложный механизм, который учитывает и сердцебиение свидетеля, и температуру кожи, и массу других показателей, которые невозможно сымитировать.
— Если ваш свидетель не напился эля или ромашкового отвара, не замёрз в каменном мешке и имеет железные нервы, — невежливо перебил я жандарма, поднялся со стула и протянул руку. — Ну что же, господин э-э-э…
— Младший констебль Ботт, — автоматически ответил молодой человек, подавая мне ладонь для рукопожатия.
— Младший констебль Ботт, было приятно с вами познакомиться, но я не вижу, чем могу помочь.
Я энергично потряс руку опешившего от напора служащего, а затем на его же глазах взял бумагу из полиграфа и очень тщательно вытер об неё каждый палец. Как будто пожал руку не чистоплотному государственному служащему с идеально отглаженными стрелками на форменных брюках, а подзаборному бездомному побирушке с перепачканными по локоть ручищами в смрадных отходах Лорнака.
— Кай! — зашипел Берни.
Странно, я думал, он уже привык к моим выходкам.
— Да, Берни? — Я высоко приподнял брови и скомкал то, что осталось от записей констебля, тонкой трубочкой, чтобы не менее старательно вытереть промежности между пальцами.
