Я мягко тяну «е» в имени «Дже-е-нни», и в голове возникают совершенно другие воспоминания. Как девушка вместо того, чтобы бежать из таверны, когда нагрянули жандармы, бросилась ко мне. Как, не задумавшись ни на миг, вложила остатки своих сил, чтобы вылечить язвительного сыщика в каменном мешке. Как до последнего искренне верила в лучшие качества своей подруги Милинды. В общем-то, эта солнечная колайри во всех видела лишь лучшие стороны. Ни разу не упрекнула своих приёмных родителей за то, что они пытались сделать из неё другого человека, с любовью отзывалась о Глокшире, подружилась с Берни и Мэтью. Она до последнего верила даже в меня, пока я сам своими ногами не растоптал всё, что нас связывало.
Если бы только время можно было отмотать назад! Если бы магия могла изменить прошлое! Если бы только был способ вновь завоевать её доверие или хотя бы просто быть рядом! Хотя бы стать ей другом или другом её мужа. Миродержец, о какой чуши я только думаю? За полгода я так и не набрался храбрости, чтобы посмотреть в газеты и убедиться, что леди Джейн Оллроу стала леди Джейн Лэнгфорд. Как после всего произошедшего я смог бы смотреть в глаза старины Берни? Понимать, что получил лишь толику той страсти, которую он получает ежедневно, просыпаясь в одной постели с той, кого любит, и кто любит его. Что у него есть возможность смотреть по утрам, как дрожат светло-пшеничные ресницы, чувствовать аромат кошачьей мяты с нотками сандалового дерева, слышать мягкое дыхание на своей щеке. Что он может безнаказанно целовать искусанные губы и видеть, как заволакивает желанием глаза цвета шторма.
Какой же Берни всё-таки дурак! Или это я дурак? Он в своё время бросил учёбу, перечеркнул возможность построить карьеру уважаемого психолога при королевском дворе, поругался с любящими родителями… а всё почему? Потому что наивно полагал, что видеть людей насквозь, считывать их эмоции — это дар Миродержца и Небесной Старицы. Променял все свои возможности на работу секретарём у легендарного Кая Ксавье. Идиот! Глупец! Он даже не замечал того, как я завидовал ему всё это время. Все эти годы я пытался донести до него, что жить нормально гораздо лучше. Не видеть на лицах ночных фей жалости или отвращения, когда расстёгивается сорочка, и на груди проступают застарелые шрамы. Не слышать льстивых речей бизнесменов, привирающих о своих товарах, и всеми силами старающихся с твоей помощью утопить конкурентов. Не быть на светских мероприятиях объектом повышенного внимания, потому что ты «тот самый эксцентричный сноб Ксавье, который отказал мне в таком плёвом деле, как заставить бывшую супругу отдать ребёнка».
Я сам не заметил, как за всеми размышлениями ноги принесли меня на Старую Липовую. На ту самую улицу, где всё и произошло. И что самое ужасное: прокручивая воспоминания в голове, я с горечью понимал, что вернись время обратно, вновь поступил бы точно так же. Да, я ненавидел себя за тот поступок. И да, я не мог дать Джейн умереть.
Рыжий веснушчатый мальчишка ловил баланс, стоя одной ногой на высокой неустойчивой лестнице, а второй — упираясь в узкий шов кирпичной кладки. Он трогал узкими пальцами по краям жестяную вывеску «Галерея искусств леди Оллроу», сосредоточенно закусив щёку и нахмурив брови цвета спелых апельсинов.
— Мэтью! — Девушка со светлыми волосами с громким перезвоном входных колокольчиков выбежала на улицу. — Что я тебе говорила?! Чтобы ты не смел в одиночку заниматься вывеской! Это же опасно!
Я замер, осознав, что впервые за полгода вижу её.
Джейн почти не изменилась. Те же движения, та же осанка, та же мимика, сияющие глаза и рассерженные интонации в голосе. Та же маленькая и солнечная колайри. Только сегодня вместо строгого серого одеяния с высоким воротником и пуговками-жемчужинками Джейн надела обыкновенное домашнее платье без турнюров и кринолина. Наверное, в таком действительно проще ходить по галерее и показывать предметы потенциальным покупателям. Девушка развернулась боком, хватая лестницу за перекладины, и заплетённые в косы волосы вспыхнули в солнечных лучах белым золотом.
— Но я хотел сделать сюрприз… — виновато покаялся подросток, щурясь от яркого света.
Он попытался отодрать табличку от стены, но неверно рассчитал силы. Лестница покачнулась, но Дженни в последний момент успела поймать её. Мальчишка при этом до белых костяшек пальцев вцепился в саму табличку, из-за чего последняя с громким треском оторвалась.
— Ура-а-а! У меня получилось! — счастливо завопил Мэт и всё-таки полетел вниз.
Не успел я дёрнуться, как Джейн щёлкнула пальцами и сформировала воздушную подушку. Долговязый нескладный подросток с хохотом приземлился на сноп аметистовых искр.
— Ура! Ура!
— Мэтью, ну сколько раз я тебе говорила, что нельзя так делать? — не на шутку рассердилась хозяйка галереи. — Подумаешь, неделей раньше заменили бы вывеску или неделей позже, это всего лишь фамилия. Если бы ты сейчас упал и сломал руку, то меня бы лишили опекунства! Ты хочешь, чтобы я за тебя поседела от страха, или надумал таким образом поскорее избавиться от меня? Если последнее, то говори, не стесняйся, прямо сегодня же поедем к комиссару Маркусу и скажем, что ты передумал.
На лице Мэта отобразился неподдельный испуг. Он мгновенно перестал смеяться, выбрался из воздушной подушки и бросился обнимать тонкую фигуру Джейн. Сейчас, когда он стоял так близко к ней, я заметил, что за это время Мэт, в отличие от леди Оллроу, изменился и очень сильно. Он успел вытянуться, и теперь был ростом практически с саму приёмную мать. Хотя какая из Джейн мать для пятнадцатилетнего подростка? Скорее любящая, но крайне строгая старшая сестра.
— Прости меня, Дженни, прости! Я не хотел, чтобы ты волновалась и совсем не хочу тебя покидать! Мне с тобой так хорошо, так хорошо! Так здорово мне было только с… неважно! Пожалуйста, не надо ехать в жандармерию и отдавать меня обратно в детский приют, не хочу! Я просто хотел тебя порадовать…
Мэтью своими длинными тощими ручищами сдавил Джейн так, что она непроизвольно охнула. Но вместо того, чтобы рассердиться за смятое платье или непозволительное поведение, она вдруг лучезарно улыбнулась и потрепала рыжую вихрастую макушку.
— Мне тоже с тобой хорошо, Мэт. Вот только пообещай, что больше не будешь рисковать своим здоровьем.
— Обещаю! — тут же согласно откликнулся подросток, сжал Джейн ещё раз и бросился поднимать жестяную табличку.
Джейн неожиданно нахмурилась, словно почувствовав мой взгляд на себе, но прежде, чем оглянулась, я успел шагнуть в тень ближайшего дерева и свести полы плаща.
Ещё несколько секунд леди Оллроу, хотя теперь вне сомнения уже Лэнгфорд, хмурила лоб и покусывала нижнюю губу, всматриваясь в спешащих прохожих. Потом зябко повела плечами, мотнула головой и скрылась за дверью галереи.
Как в тумане я двинулся в сторону рыбацкого квартала, покачиваясь, словно пьяный матрос. Пожалуй, именно сейчас меня вообще ничего не отличало от большинства прохожих прибрежной зоны Лорнака. Здания перед глазами сменялись друг за дружкой, аккуратно подстриженные газоны и высаженные кустарники вдоль аллеи перешли в шумную Монетную улицу, которая сменилась площадью, затем снова улицей, уже без зелени, зато более широкой. В нос ударил запах выхлопных газов от самоходных повозок, смешанный с конским навозом и свежей выпечкой из ближайших кафетериев. А я всё шел и шёл, машинально переставляя ноги.
