– Я не хотела…
– Джил, сначала нужно подумать, а потом действовать. Хорошенько подумать. Желательно, несколько раз.
– Не злись, – прошу я.
– Я не могу, – Майкл снова проводит рукой по лицу. Он устал. Я даже не видела, чтобы он спал. Глава отряда всегда за рулём. – У меня нет времени. Ты понимаешь это? Я должен вернуть Майкла и Хантера домой, я обязан не потерять тех, кто едет вместе со мной в чистилище. Мне нужно контролировать ворота Креста и действия Гриро на расстоянии. Я должен помогать Чарли справиться с городом и командирами отрядов Хелл. И это ничтожная часть того, что я должен постоянно держать в голове. За всё это в ответе я. Каждая капля крови, что будет пролита в этой поездке. Каждая жизнь, что сейчас в опасности в Хелл, потому что приспешники Гриро там. Люди, которые в километре от стен Креста…
– Я понимаю…
– Нет. Не понимаешь. У меня нет времени нянчиться с тобой.
Больно. В глазах закипают слёзы. Как он не может понять, что я должна быть там, где мой папа? Мне не объяснить ему. Не донести. Зря я затеяла весь этот разговор. Молчаливая война была не настолько горькой, как его слова. В этом море сказанного – он прав, и я это понимаю, но мне бесконечно жаль, что в потоке сказанного затерялась капля моей правоты. И она важна для меня.
– Ты сделала самый глупый поступок в своей жизни!
Я начинаю злиться. Я не права? Да, возможно. Но не это моя самая глупая ошибка в жизни. Не она. От сказанных Майклом слов, как и от него самого, веет яростью. К сожалению, она не проходит мимо меня, а оседает.
– Это ТЫ моя самая глупая ошибка в жизни, – шепчу я с предательскими слезами на глазах и разворачиваюсь, чтобы уйти.
Не хочу его сейчас видеть.
Не хочу слышать его.
Не хочу его чувствовать.
Делаю пару шагов и слышу уже спокойный голос Майкла:
– С этим я согласен.
Возвращаюсь к машинам и забираюсь к Кейт. Она сидит у окна и смотрит на мужчин, что ходят рядом. Не оборачиваясь ко мне, она спрашивает:
– Поговорили?
– Немного, – отвечаю я, шмыгаю носом.
В груди холодно и пусто. На языке вкус сгнившего яблока, словно я отравилась своими же словами. Я хочу вернуться к Майклу и накричать на него. Сказать, что не нужно со мной нянчиться! Не нужно смотреть на меня как на нерадивого ребенка! Я решила, что должна быть здесь и не ему помыкать мной. И в это же время я хочу, чтобы лед между нами растаял и всё вернулось на круги своя. Но холодок, что веял между нами, отныне – арктический мороз.
Пусть мы не вместе, но всё же люди, которые важны друг для друга. Во мне борются огонь и лёд. И никто из них не побеждает, я остаюсь сидеть в машине, заламывая руки и чувствуя себя поганей, чем было час назад.
– Это уже хоть что-то, – тяжело вздохнув, говорит Кейт. – Я вот ещё не говорила с Убийцей, боюсь, что на одного убийцу станет меньше. Хотя нет, я же сравняю счёт. Убью Убийцу, стану убийцей. Баланс в мире не будет нарушен. Круговорот убийц в природе останется не тронут. Численно, не тронут. – Кейт оборачивается ко мне и спрашивает. – Что за бред я несу?
Утираю скопившиеся, но не пролитые слезы, и замечаю, что руки трясутся. Я как сжатая пружина. И я снова всё испортила.
– Сейчас я тебе не советчик. В голове каша.
– И у меня каша. Я не понимаю, зачем мучаю себя, злясь на Убийцу. Он ведь по сути мне никто. Как и я ему. Просто в одной из больных фантазий я решила, что могу понравиться кому-то… правильному. А он оказался обычным, не правильным, очередным.
– Ты ему нравишься, – уверяю я подругу.
– Тогда он ещё хуже, чем я о нём думаю сейчас.
– Из-за его девушки?
– Да. Как можно встречаться с кем-то и проявлять симпатию к другому? Это грязно. Безнравственно и отвратительно. – Кейт резко замолкает, а её губы образуют огромную букву "о". – Упс.
– Ты сейчас про Истона, меня и Майкла?
– Да. Выходит, я только что назвала свою лучшую и единственную подругу отвратительной, безнравственной и грязной, – резюмирует Кейт, морщит нос и продолжает. – Но, к счастью, у тебя между ног нет яиц, и только лишь это спасает тебя от моего гнева.
– Гнева в мою сторону на сегодня достаточно.
– Майкл и должен злиться. Он переживает за тебя. Это вроде как мило.
Наш разговор с Кейт вороном кружит над Майклом и Убийцей. Так проходит не больше десяти минут, а потом машина заполняется военными, мы снова отправляемся в путь. Периодически бросаю взгляд на темный затылок Майкла и не знаю, как вести себя с ним дальше. Не стоило говорить, что он ошибка. Я ведь так не считаю. В тот момент мне впервые в жизни захотелось сделать ему больно, но в итоге боль я причинила только себе. Ему тоже не стоило говорить многих вещей.
Слова ранят. Все знают эту простую истину, но редко кто держит колючие изречения при себе.
Через пару часов дороги я засыпаю на плече Кейт. Мне снится папа в окружении не мертвых. Они нападают на него и терзают так, что в итоге от него и следа не остаётся. Я же молча смотрю на это и ничего не чувствую. Я не пытаюсь броситься на его защиту. Не кричу. Не плачу. Ничего не делаю. Когда твари прекращают поедать папу, то все их головы одновременно поворачиваются ко мне.
Их лица – все одинаковые.
Их лица – это я.
Глава двадцать первая
Джил
Ещё неделя пути по скалистой местности. Здесь нам приходится двигаться куда медленнее, чем того хочется Майклу. Наша машина едет первой, и он по рации постоянно подгоняет тех, кто позади. Я всегда знала его как замечательного и доброго человека, но на службе он совершенно иной. Максимально собранный, решительный и безапелляционный. На любой вопрос у него тут же есть ответ. На любую проблему появляется моментальное решение.
Люди, что идут под его началом в город мертвых, несомненно уважают его, но порой в их глазах присутствует страх. Когда Майкл отчитывал военного, который ушёл со своего поста, было жутко всем. Он не кричал и не угрожал, но то, как Майкл смотрел на него и говорил совершенно спокойным тоном, навело большего эффекта, чем любые крики. Он не пытался выслушать оправданий мужчины, Майкл сделал предупреждение, которое коснулось всех.
Приказ равно выполнению.
Никак иначе.
Несколько раз машинам приходится ехать так близко к обрыву, что мне становится тошно. Я так и вижу, как мы летим вниз и разбиваемся. Хватаюсь за руку Кейт, и переглянувшись, мы просто закрываем глаза.
Мы так близко от обрыва, что, минуя последний горный массив, я слышу коллективный выдох облегчения. Открываю глаза, и мои плечи опускаются вниз.
Я вообще первый раз вижу горы вживую. И это прекрасно. Величественно, красиво, но страшно.
