Вместо того чтобы выдать тираду о том, как несправедлива бывает жизнь и до какой степени расизм пронизывает все голливудские студии, либо возмутиться тем, что его таланту не позволяют реализоваться, отец сказал, что он вполне может понять калифорнийских продюсеров: «Я не виню их. Здесь, в Гонконге, происходит то же самое. Если бы сюда заявился иностранец с намерением стать звездой, а я был бы человеком с деньгами, то у меня точно так же не было бы никакой уверенности в том, что локальная аудитория сможет и захочет его принять». Затем он добавил, что, даже отлично все понимая, он все равно не изменит своих намерений. В том же интервью он говорит: «Я уже решил, что Соединенные Штаты необходимо познакомить с некоторыми примечательными ориентальными явлениями, с эссенцией истинного Востока» (слово «ориентальный», то есть восточный, все еще использовалось в те годы). И действительно, хотя отцу не удалось получить главную роль в американском сериале, он не остановился и снял в Гонконге четыре потрясающих фильма (не считая незаконченных работ), которые облетели весь мир и оказали влияние на целые поколения. Сериал едва ли мог бы получить такой резонанс. Таким образом, отказ, полученный на телевидении, вывел отца на следующий уровень, потому что он не позволил неудаче сбить себя с толку и остался сосредоточенным, экспрессивным, неуклонно шагающим к своей мечте. Его поток обогнул это препятствие. Потому что он продолжал течь вперед!
Он обладал знанием, о котором и не подозревали продюсеры студий. Отец знал, что является силой, с которой следует считаться. Он знал также, что мышление продюсеров, основанное на страхе, ослепляет их. Они больше всего боялись потерять деньги, а отдельных людей не ценили и не понимали. Они боялись критики и заранее считали американскую аудиторию расистской. Но это все были их недостатки, не отца. И поэтому он предпочел и дальше заниматься своим делом, максимально выражая свое творческое начало и проживая жизнь во всей ее полноте.
Расизм и предрассудки – это своего рода традиция, которая передается из поколения в поколение. Даже если расистские убеждения не передаются напрямую, они содержатся в коллективных страхах, дурных привычках и общественных ограничениях, возникших много поколений назад. Прошлое уже не изменить. Но в наших силах выйти из-под власти этих схем и традиций, и тогда мы сможем увидеть мир в новом свете – если только мы действительно способны стремиться к лучшему как для себя, так и для всех остальных.
Если мы в силах видеть, понимать и признавать свои ошибки и недостатки, у нас есть надежда изменить себя и, стало быть, свою жизнь и жизни тех, кто окружает нас. Познание себя, создание неподвижного центра, в котором коренится наше существо, – это именно то, что позволяет нам испытывать сострадание.
Мой отец говорил: «Человек, живое существо, созидающая личность всегда важнее любого заданного стиля или системы». Остановитесь и задумайтесь на секунду. Живете ли вы, исходя из этого правила? Считаете ли вы своих близких самой большой ценностью, важнейшей из всех? Или вы больше доверяете «общественному мнению», которое диктует нам, что мы должны думать об огромных общностях людей, ничего толком не зная ни об одном из их представителей? Что произойдет, если вы устраните барьер суждений и предубеждений и по-настоящему заинтересуетесь жизнью отдельных людей? Что, если вы попробуете поставить себя на место другого человека и попытаетесь понять, какие обстоятельства сформировали его? Что, если вы обнимете другого человека за плечи, в прямом и переносном смысле, и будете думать о нем как о друге?
Многие люди, негативно относившиеся к определенной социальной группе, внезапно начинают петь совсем по-другому, когда они обнаруживают или устанавливают связь с кем-то из презираемой ими общности. Это происходит, когда они узнают и полюбят кого-то, кто чем-то отличается от них, – гея, чернокожего, мусульманина, кого угодно. Опыт заботы, любви, внимания растворяет барьеры на пути к любви. И тогда любовь становится возможной там, где прежде существовал один лишь страх.
У традиций и общественных институтов есть положительные стороны, но всегда существуют и ограничения, которые они накладывают. Любая организация, любая система убеждений всегда будет кого-то отторгать. Кто-то будет вытолкан за ворота и объявлен «другим».
Когда отец был подростком, изучавшим вин-чун под руководством Ип Мана, его выгнали из школы. Нет, не за плохое поведение – за то, что не был китайцем на сто процентов. Выяснилось, что мать отца была наполовину европейкой, и, следовательно, отец был китайцем лишь на три четверти. По правилам тех времен это означало, что он не имеет права изучать кунг-фу – из-за этого, собственно, и поднялся шум. Ип Ман не одобрял исключение отца из школы. Отец был одним из его лучших учеников, но наставник не мог иным способом сохранить мир в своей школе, потому что другие ученики грозились уйти, если отец останется. Работа в школе была для Ип Мана единственным источником дохода, и ему пришлось покориться традиции.
Тем не менее Ип Ман нашел способ обойти правила – он продолжил тренировать отца в частном порядке. С отцом занимался также Вонг Шун Люн, один из старших учеников Ип Мана. Но школу отцу пришлось покинуть. Возможно, именно это обстоятельство уже во взрослом возрасте подтолкнуло отца к тому, чтобы сделать свои школы полностью открытыми для всех, невзирая на расу, пол и происхождение. Свою роль сыграли и детские годы, которые он провел в оккупированном японцами Гонконге времен Второй мировой. Возможно, так проявилась его приверженность даосской философии. Но я считаю, что правило «человек превыше всего» следует взять на вооружение нам всем – и оно разрушит барьеры между нами и человечеством.
Мама всегда говорила, что отец видел людей как на ладони. Это означало, что он смотрел им прямо в глаза, не обращая внимания на внешнюю мишуру. В его биографии было немало факторов, воспитавших такое отношение. Для начала: он родился в Америке, но вырос в Гонконге. В жилах его матери текла европейская кровь, а значит, и в его собственных тоже. Гонконг был населен преимущественно китайцами, но управляли ими англичане. Еще ребенком он начал работать в театре и кино, и жизнь сводила его со многими взрослыми людьми с открытым характером и широким кругозором. На протяжении жизни он часто сталкивался с расизмом и предрассудками самого разного сорта – для Голливуда он был китайцем, а в Гонконге его считали слишком европеизированным. Все социальные группы отвергали его по разным причинам, и ему осталось только искать убежища в кругу ближайших родственников. Перед ним стоял выбор: считать себя исключительным или отвергнуть расистские общественные схемы. Он выбрал второе и таким образом получил доступ к целым новым мирам – новым людям, идеям и впечатлениям, новым друзьям и новым возможностям. Это сделало его мир больше и интереснее.
Традиции по-прежнему сковывают множество людей; если в их социальной группе какое-то явление осуждалось на протяжении многих поколений, такие люди продолжат действовать по устоявшейся схеме. Если их старейшины скажут, что что-то не так, молодежь поверит им. Такие люди редко используют свой ум, чтобы выяснить правду самостоятельно, и редко выражают свои настоящие чувства. Простая истина между тем заключается в том, что такие предрассудки, как расизм, были сформированы много поколений назад в совсем других обстоятельствах и отражают опыт совсем других людей. По мере того как прогресс меняет все вокруг, эти предрассудки также должны быть пересмотрены. Я, Брюс Ли, являюсь человеком, который никогда не следует схемам, разжигающим ненависть. Вне зависимости от цвета кожи, будь он белым или черным, синим или красным, я не вижу никаких препятствий, чтобы подружиться с вами. Когда я говорю, что «каждый человек под солнцем – часть единой вселенской семьи», вы можете считать меня идеалистом. Но мне кажется слишком узким горизонт людей, которые по-прежнему верят в расовое неравенство. Возможно, они все еще не понимают, что такое любовь.
