Все прояснилось только после Рождества. На очередном докладе о текущих делах в роте полковник, рассеянно слушая Алексея, вдруг перебил его:
— Все это я и так уже знаю, Егоров, что гренад у тебя мало и что амуницию вашу нужно давно менять, потому как вы ее после выхода из Румелии еще не успели заменить. А, дескать, на этих своих полигонах возле озер совсем вы уже всю ее изорвали. В общем, ничего у тебя нового, капитан, а вот у меня для тебя есть то, о чем ты столько раз меня уже спрашивал. Давай-ка мы начнем по порядку.
Первое, по Милорадовичем все решено, прошение о предоставлении им подданства Российской империи удовлетворено. Подожди пока благодарить, знаю я, что род у них старинный, дворянский и они его аж от каких-то там своих князей ведут, но это, Алексей, в Сербии, да и то, пока она под пятой у османов находится, все это, скорее, условности. У нас же они ни в потомственное, ни в личное дворянство перейти не могут, разве что сам Живан, как армейский офицер, будет в него посвящен. Но и, разумеется, о переходе их в крестьянство и даже в мещанское сословие речи тоже быть не может. Поэтому относиться они будут к сословию разночинцев. Вполне себе достойная категория людей, я тебе скажу. Вон, те же дети личных, не потомственных дворян по своему рождению как раз таки в этом сословии и состоят и являются людьми уважаемыми, свободными.
Так, теперь второе. По твоей просьбе о судьбе инвалидов-унтеров, за которых ты так рьяно хлопотал. Есть у меня ответ из военной коллегии. На вот, получай официальную бумагу, — и он протянул Лешке лист с большой гербовой печатью. — Оба твоих унтер-офицера из военного ведомства выводятся и передаются по твоей личной просьбе и по ходатайству начальственных лиц на проживание и содержание к самому просителю, а именно к капитану Егорову Алексею Петровичу. Казна их с момента передачи содержать более уже не должна, поэтому заботиться о своих людях тебе далее придется только лишь самому. Ходатайствовал я и о пенсии для них, но ты же сам знаешь, как у нас все с этим делом устроено. Поэтому, извини, сам хотел своих людей из казенной богадельни забрать? Ну, вот теперь и получай. По этому, по бывшему интенданту Потапу, здесь все просто и понятно. Заберешь ты его из гарнизонного госпиталя. Только гляди, нужно успеть это сделать до его передислокации в Россию, иначе потом искать замучишься. Это я почему тебе говорю? По второму твоему инвалиду, младшему сержанту Зубову, в том-то и заключается трудность, что его отправили в Киев для определения в инвалидную команду, а по нашему запросу оттуда ответили, что, дескать, такой человек в списках у них не значится. И как это теперь понимать? Думаю, тебе самому теперь придется с этим разбираться.
И вот тут я плавно перехожу уже к третьему вопросу, а именно к твоему отпуску. Как я и обещал, разрешение на него из главной канцелярии военной коллегии мною получено, но в нем есть одно непременное условие. Не позднее пятого июля сего года ты всенепременнейше должен будешь находиться в Москве, отметившись у генерал-губернатора. Там же у него ты и получишь всякие разъяснения, для чего тебя туда вообще вызвали. Так вот, по случаю столь дальней дороги тебе еще предоставляется дополнительных три месяца. Итак, твой отпуск от службы будет с первого апреля 1775 года по первое июля 1776-го. Именно с этого дня ты должен будешь приступить к выполнению обязанностей командира отдельной особой роты егерей на ее новом месте дислокации. И вот тут мы уже переходим к четвертому нашему сегодняшнему вопросу, а именно: где же вы будете нести свою дальнейшую службу. Подсаживайся ближе, — и полковник подвинул к нему карту. — Мы сейчас находимся здесь. Вот он Бухарест, — указал он на точку неподалеку от Дуная. — А вот турецкая крепость Очаков, — и он ткнул пальцем в обведенный жирный кружочек на севером побережье Черного моря. — Мы эту крепость в недавнюю войну ведь так и не взяли. У второй армии не хватило на это в свое время ни средств, ни духу, и она держала ее все долгих шесть лет в своей плотной осаде. Потери понесли войска большие, но ни Панин, ни сменивший его позже Долгоруков на генеральный штурм крепости так и не решились, взяв у турок Бендеры, а потом еще и Крым. Очаков же так и продержался до самого заключения мира, чем османы очень гордятся.
Хотя гордятся они, по моему мнению, совершенно зря. Та еще это была гиря. Гарнизон в крепости огромный, снабжение его было возможным только лишь по морю, а на нем действовали наши запорожцы и сильная Днепровская флотилия. Хорошо они там осман пощипали. Да и наши войска, обложив Очаков, смогли потом действовать свободно как на Дунайском, так и на Крымском направлении, где они взяли сильные укрепления и разбили все полевые армии врага. Но, тем не менее, факт остается фактом, Очаков в эту войну не пал. И нам его еще придется, Алексей, брать. А что ты удивляешься? — усмехнулся фон Оффенберг. — Вот скажи еще, что сам так не думаешь? Понимаешь ведь, я надеюсь, что этот заключенный совсем недавно мир есть мир временный, более похожий на перемирие? Вот то-то же, вижу, что понимаешь, — кивнул полковник. — Ни одна из сторон не смогла в эту войну достигнуть желаемого. Турки хотели опять загнать нас в глухие Рязанские и Муромские леса, ну, или хотя бы не дать нам выйти за Днепр. А мы сами хотели взять Крым, укрепить Кубанскую линию и отодвинуть их хотя бы за Днестр или за Прут, а в идеале и вообще за Дунай. Планы османов накрылись медным тазом, но и мы остановились на половине. Крым уже, конечно, не турецкий, но и пока не наш. У нас там только лишь три крепости с гарнизонами, а вокруг них в основном враждебное население. И наши войска, что ранее вышли из северной Румелии, теперь еще и уходят от Дуная дальше, на север. Но туркам мы все же назад Крым не отдадим, Алексей, — покачал он головой. — Или я совсем не знаю нашу императрицу. А значит, нам нужно ждать обострения борьбы в будущем.
Совсем скоро улягутся все внутренние дрязги, вызванные внутренней смутой. Войска самозванца Емельки Пугачева уже разбиты, а сам он ждет приговора и топор палача. Пусть еще тлеют угли бунта в Поволжье и на Урале, но очень скоро и их тоже там погасят. Потом приструнят на Днепре запорожцев-сечевиков и введут их в регулярную армию, также как в свое время и донских казаков. Империя возьмет все южные земли перед Крымом в свою твердую руку, и там тоже будут порядок и стабильность. Всю огромную степь распашут, а в ней появятся новые города и многочисленные селения. Потом и с Крымом придет время решать. Не для того мы за него столько крови пролили, чтобы оттуда вновь исходила для нас угроза. Но всему свое время, Алексей, и у нас оно по заключению этого мира как раз таки и появилось. Это время сейчас работает на нас, так же как оно работает против турок. Им пока это еще и самим невдомек. Они не понимают, что, еще даже не начав с нами вторую будущую войну, они ее уже проиграли. Именно в ней-то мы и будем вышибать их за Дунай и за Кубань, но сначала все же будет Крым. И для всего этого мы будем вынуждены держать здесь, на юге, свои большие воинские силы.
Твоей роте, Алексей, планом Военной коллегии приказано усилить Бугскую пограничную линию. Там ранее стояло несколько полков, поддерживавших наши осадные войска. После объявления мира все они ушли за обговоренные условиями сто верст к Днепру. И пограничную службу сейчас несет лишь Бугский казачий полк. Места эти весьма неспокойные, и казачкам их плотно одним не прикрыть, а потому принято решение создать в этих местах небольшие форпосты из егерей, и первыми, кто там начнет обустраиваться, будете как раз таки вы, Егоров. Потом, по мере необходимости, туда прибудут и другие воинские формирования, но начинать все придется именно вам. Так что готовься, не позднее двадцатого января вы должны покинуть Бухарест и, пройдя в течение полутора месяцев тысячу верст, к седьмому марта уже быть в станице Николаевской. Именно здесь-то и будет место вашей дальнейшей постоянной дислокации. За три недели перед своим отъездом в отпуск ты объедешь всю Бугскую линию и наметишь план по ее укреплению, а потом изложишь свое виденье на бумаге и представишь, когда будешь находиться в Москве, мне. Да, я тоже, как и ты, буду в это время там же. Так что надолго мы с тобой не расстаемся.
