— Командир особой отдельной роты главного квартирмейстерства Первой армии генерал-фельдмаршала Румянцева, капитан Егоров! — вскинул он ладонь к головному убору. — А вы, я полагаю, будете Лядов Александр Васильевич? Командир вот этого дуралея? — кивнул он себе за спину.
— Да-а, так точно, — ошарашенный поручик оглядывал стоявшего в вальяжной позе егерского капитана.
— Жарко у вас тут, господин поручик. Весна наступает, уже месяц май совсем скоро будет, — улыбнулся егерь и как бы невзначай расстегнул шинель. В лучах солнца сверкнул на мундире ярким серебром орден на Георгиевской ленте.
Командир гарнизонной роты разом подобрался и сам принял вид бравого служаки.
— Пройдемте ко мне в дом, господин капитан? Вы здесь по делу службы или изволите по личному быть?
— Александр Васильевич, ну какие могут быть здесь личные дела? — улыбнулся снисходительно Егоров. — Я полагаю, мы и здесь с вами можем все формальности уладить. И я с чистым сердцем смогу доложиться наверх, что в вашей гарнизонной роте наблюдал отменный порядок. Только вот как с этим дуралеем теперь быть, ума себе не приложу, — огорченно кивнул он на застывшего истуканом унтера. — Дерзкий, устава не знает, службу несет спустя рукава. Я тут забрать человека к вам приехал, того, который особым геройством самим, кхм… — и он кивнул наверх… — Самим… ну вы уже поняли, о ком я, вот именно им он высочайше отмечен был. А этот дурень его в землю при всех втаптывает! О-хо-хо-о, — и он горестно покачал головой. — Может, его под трибунал отдать с сопроводительным рапортом? Так ведь и сюда потом приедут разбираться, да еще и ревизоров, к тому же ведь, пришлют.
— Господин капитан, а может, не нужно трибунала, ну его?! — заискивающе глядя в глаза Егорову, пробормотал поручик. — Уж мы здесь и сами его сплавим в строевой полк. Пусть-ка он теперь там службу несет. Да нет, не нужно никаких рапортов!
— Думаете, не нужно, да, поручик? — переспросил его рассеянно Алексей.
— Нет-нет, даю вам слово, завтра же под особой командой я его в губернский Киев к пехотному полку отправлю, — пообещал Лядов. — Вы даже не извольте беспокоиться о том! И правда ведь, чего это он тут так разжирел на тыловых-то харчах. Пущай настоящую службу, как и положено, теперь вот несет!
— Ну вот и хорошо, — улыбнулся доброжелательно Лешка. — Приятно общаться с умным и правильным офицером. Вот вам бумага, и я забираю того человека, про которого вам говорил. Почитайте, почитайте, там все, что нужно, прописано. И, главное, вы на подпись внизу взгляните. Ну? Вы видите чья? Может быть, у вас вопросы какие-нибудь еще ко мне остались?
— Нет-нет! Что вы?! — вытянулся поручик, дочитав до конца документ. — Ну какие же могут быть теперь вопросы! Буду рад вам хоть чем-нибудь помочь! И даже отблагодарить за вашу к нам снисходительность.
— Полноте, поручик, пустое. К сожалению, мы сейчас несколько стеснены временными рамками, поэтому хотели бы отбыть от вас немедленно! Разве что осталось еще одно небольшое, но важное дело, — и Лешка, оглядев большую толпу служивых, что собрались у плаца, кивнул головой, как бы соглашаясь со своими мыслями. — Да, все верно, есть еще одно дело! Фурьер Афанасьев, ко мне! — и показал егерю на стоявший в отдалении тарантас. — А ну-ка, братец, принеси сюда мешок с имуществом сержанта Зубова! Только чтобы быстро, одна твоя нога здесь, а другая там!
— Есть, ваше благородие! — гаркнул рыжеволосый здоровяк и понесся к повозке.
— Вот видите, какие унтера должны быть! — кивнул ему вслед Егоров и подозвал к себе Бестужева. — Познакомьтесь, Алексей, это командир гарнизонной роты Лядов Александр Васильевич. Приятнейший, кстати, человек оказался.
Пока офицеры мило между собой беседовали, Потап помог отряхнуться пожилому оборванному человеку с культей вместо кисти. И они стояли у плаца, обнявшись.
Рыжеволосый егерь подбежал с холщовым мешком в руках, и Алексей кивнул ему на ближайшую казарму.
— Фурьер, господин поручик не против, чтобы наш сержант снял с себя обноски и переоделся в подобающий ему мундир. Будь любезен, братец, помогите ему там вместе с Потапом!
Минут через пятнадцать из здания казармы вышли три фигуры в одинаковых егерских мундирах, только у того, что был всех старше и худее, на обшлагах рукавов и на воротнике золотых галунов было больше, а на груди сверкали три медали на голубых Андреевских лентах.
— Команда отдельной особой роты егерей главного квартирмейстерства армии, становись! — рявкнул капитан, и перед ним буквально за пару секунд образовался небольшой строй из четырех человек с поручиком на правом фланге.
— Младший сержант Зубов, выйти из строя!
Карпыч сделал три строевых шага и развернулся к товарищам лицом.
— Приказом всемилостивейшей нашей матушки императрицы Екатерины Алексеевны всем воинам Первой императорской армии генерал-фельдмаршала Румянцева Петра Александровича за викторию в боях с османами объявляется высшая монаршая благодарность! Помимо того, за особое свое геройство младший сержант Зубов жалуется из казны двадцатью пятью рублями, а позже будет награжден и медалью. Команда роты особых егерей, смирно! — и, выхватив из ножен саблю, капитан отсалютовал ею пожилому егерю.
Над плацем повисла звенящая тишина. Больше сотни людей глядело во все глаза на Карпыча.
— Сержант Зубов, встать в строй! — гаркнул Егоров. — Отдельная команда роты егерей, напра-аво! Поручик Бестужев, ведите людей!
— Ну что, Александр Васильевич, будем прощаться? — Лешка пожал руку поручика. — Вы уж со своими инвалидами того, осторожнее будьте, мой вам добрый совет. Говорят, большой попечительный совет был на самом верху недавно образован, в свете предстоящих торжеств. Будут теперь с особым пристрастием такие вот инвалидные команды проверять. Это же солдаты-ветераны, победители, а они хуже нищих здесь у вас. Ну а я к вам еще заеду при случае. Счастливо оставаться, поручик!
— Прости, Карпыч, прости ты меня, дорогой! — Лешка уже в кибитке крепко-накрепко обнял своего ветерана. — Извини уж, что там все так официально перед всеми было. Пришлось особый форс нам держать перед этими гарнизонными. Нужно было тебя безо всякой там волокиты отсюда увозить. А то растянули бы они это дело на месяцы. Они ведь тоже в своем праве. Сам знаешь, как у нас это могут.
— Ляксей Петрович. Миленький. Спасибо вам! — дрожащим голосом проговорил сержант. — А я ведь уже и не верил. Думал, все, закончилась здесь моя жизнь! — слезы капали на его новенький егерский мундир, на унтерские золотые галуны и на серебряные медали: «Победителю над пруссаками», «За Кагул», «За заслуги, оказанные в войске».
— А по мне, так очень здорово получилось, — с каким-то придыханием сказал Елкин. — Видели бы вы, вашбродь, как на нас там солдатики смотрели. Как у них глаза огнем горели!
— Да ладно вам, солдаты, а вы этого фурьера вспомните, борова красномордого! — хохотал Бестужев. — Ну, командир, ну ты даешь! Ни разу тебя таким еще не видел! Да тебе роту рекрутов можно смело давать, ты их, как заправский капрал, на матюгах одних будешь строить!
