— Какой он славный и умный мальчик! Как мне его будет не хватать, — вытирала слезы Йована.
— Мама, мама, ну не плачь, — сестренки, успокаивая, гладили ее по голове и сами же ревели. — Живан же сказал, что так будет лучше. Ему оттуда прямая дорога в офицеры. Он сам только об этом и мечтает.
— Ну, все! — покачал укоризненно головой Живан. — Совсем скоро ваши слезы растопят на Буге лед, и он выйдет из берегов! Пойдемте, Алексей, дядя Михайло, давайте подышим воздухом, пока тут женщины не успокоятся.
Была ясная морозная ночь, над головой сверкала россыпь звезд. Где-то в станице перебрехивались собаки. По улице протопала караульная тройка егерей.
— Как тебе тут, дядя? Скучно, наверное, в этой глуши? — спросил у Михайло Живан. — Там, в Белграде, у тебя была такая большая врачебная практика, не то что вот здесь.
Тот пожал плечами.
— Везде людям нужна помощь, а тут помимо большого Николаевского еще пять сел и несколько малых хуторов. В сельской жизни есть свое очарование. Но, признаться, да, мне иногда хочется быть в городском обществе. Здесь у меня, к сожалению, нет никакой литературы, а ведь врачебная наука все время развивается, она не стоит на месте. Но ничего, главное, мы все живы, здоровы и все вместе. И у меня прекрасная помощница и ассистентка. Да, признаться, я очень удивлен, наша Катариночка делает успехи в медицинском деле. Я даже и не представляю теперь, как бы вообще работал без ее помощи. Особенно это проявилось в том месяце, когда у нас на попечении были десятки раненых турок и наших солдат. Вот ведь время тогда было. Присесть, даже немного отдохнуть возможности не было. Теперь-то все гораздо спокойнее. Редко когда и у кого тут серьезное бывает. Боев нет, а с мелкими травмами и ранами местные привыкли справляться сами.
— Мужчины, заходите в дом, а то замерзнете! Мы уже под чай вам стол накрыли, — жена дяди Антония вышла на крыльцо, чтобы позвать сильную половину. — Алексей, мука у вас прекрасная, с нее хлеб и пита (пироги) — все такое сдобное и воздушное получилось. Давайте заходите скорее, пока еще все у нас горячее!
Михаил пошел вслед за женой, а Живан с улыбкой посмотрел на Лешку.
— Алексей, а ты не знаешь, чего это Катарина у нас такая счастливая? Аж светится, вон, вся девица!
Лешка пожал плечами и заскочил в дверь, внутрь дома вслед за Михайло. До полуночи засиделся он, слушая истории про Сербию, про ее народ и про славную родословную Милорадовичей.
— Вот так, Алексей, такой у нас древний род, считай, с Косова поля мы свою родословную ведем, — вздохнул Михайло. — Там, в далекой Сербии, мы старинным дворянским родом считаемся, от первых князей свою фамилию ведем.
— Вот так, господин майор, — озорно щелкнула по носу Лешку Катарина. — Руки, руки! Держите себя в руках, офицер, вы все-таки рядом с княгиней стоите.
Лешка схватил ее в охапку и прижал к себе.
— Ну и хулиганка же ты, Катаринка!
Их губы встретились, и они застыли в поцелуе. Вокруг были снежные сугробы, а на небе сверкала яркая россыпь звезд.
— Все, Алексинька, мне уже пора, мама будет волноваться, — девушка чмокнула офицера в щеку и, вырвавшись из объятий, забежала на крыльцо. — Волим! (Люблю! — серб.) — и дверь дома захлопнулась.
— Волим! Волим! Волим! — повторял Алексей, шагая к ротной избе.
Глава 11. Война и любовь
Три раза уже конные разъезды казаков и егерей натыкались на свежий след «с той стороны». Турки заходили на нашу территорию неглубоко, версты на две, от силы на три, и потом обратно откатывались на свой берег.
— Проверяют, как мы здесь линию держим, — подвел итог совместному совету подполковник Касперов. — Думаю, будет разумным принять предложение майора Егорова об усиленном совместном патрулировании пограничной черты казаками и егерями. Неспроста они так здесь зашевелились, видать, нужно будет ждать их прорыва в сторону Крыма.
Теперь по пять егерей с пятью казаками дежурили постоянно в пограничных шанцах на линии. В каждом из них установили по фальконету, а по всей границе ходили усиленные конные разъезды. Двадцать второго декабря сборная полусотня обнаружила пересекающий реку турецкий отряд и завязала с ним дистанционный огневой бой. Противник оставил три трупа на нашем берегу и ускакал к себе. У русского патруля потерь не было.
Двадцать четвертого в Николаевское прибыл подполковник Баранов с эскадроном из карабинерного конного полка.
— В Крыму мятеж. Там высадился турецкий десант, — известил пограничников Сергей Николаевич. — Наш пророссийский хан Сахиб Гирей свергнут, а его место занял османский ставленник Давлет Гирей. Он попросил Стамбул расторгнуть договор с Санкт-Петербургом о признании Крымского ханства независимым и вернуть полуостров под власть Порты. Сейчас татары режутся между собой за власть. Императрица отдала приказ ввести наши войска в Крым. Ваша задача остается прежней, — это не допустить сношения Очаковской группировки турок с татарами сухим путем. С моря ее блокирует наш флот. Никак нельзя, чтобы наши противники смогли обговаривать и планировать свои действия.
Теперь в расширенных шанцах сидело по два десятка человек, а дозорные, патрульные группы были усилены и насчитывали аж до сотни всадников.
Двадцать седьмого декабря Алексей вместе со старшим унтер-офицером роты проводил ночную проверку караулов. В стороне дома Милорадовичей блеснул свет масляного фонаря и была видна какая-то суета.
— Пойдем, Макарович, поглядим, что там такое, — кивнул в сторону шума Егоров.
Около плетня стояли сани, и рядом притопывал знакомый уже Егорову староста из Баловней.
— Чего у вас стряслось, Опанас Платонович? До рассвета еще часа три, а ты здесь у нас толчешься? — поинтересовался Алексей.
— Пан офицер, до лекарей мне дюже требэ. Невистка рожает, а повитуха в по затот еще месиц у нас вмерла, — объяснял мужик. — Дуже голосно кричить баба, мучиться. Поспешати треба.
Из дома вышли Михайло с Катариной.
— Макарович, подними пятерку наших верховых, пусть сани туда и обратно сопроводят, — попросил сержанта Алексей. — Сам знаешь, время нынче неспокойное. Могут и наши на линии стрельнуть, не разобравшись. А так с этой пятеркой все как-то поспокойнее будет.
— Понял, Ляксей Петрович, я пулей! — отозвался ветеран и побежал в сторону квартирования роты.
— Не переживай, Алексинька, — улыбнулась Катарина. — И не забывай надевать мой шарф, чтобы тебе шею не задуло. Видишь, я все время в твоей шали хожу. Теплая она и такая мягкая, — и девушка прижалась к офицеру.
— Все, голубки, пора! — крикнул из саней Михайло. — Никак нельзя нам сейчас время терять, если что, егеря нас верхом быстро нагонят. Да у меня, вон, и свое ружье есть! — показал он фузею.
Сани тронулись, а у Лешки на душе была какая-то маета. Пятерка верховых проскакала по дороге вслед за санями, а он все не мог заставить себя идти в свою избу. С востока уже серело небо, и, проверив по большому кругу караулы, командир роты, наконец пошел к себе.
