– В Ашварон пришли военные. Храм разрушили, статую Двуликого разбили, жрецов казнили. Все считали, что среди них была и Лиссандра. Она тогда заняла место своей матери, которую за неделю до этого убили солдаты короля.
Старик тяжело вздохнул и посмотрел вдаль. А я глядела на него и не могла отделаться от мысли, что жрец рассказывает не о моей маме, а о ком-то другом.
– Род Ашту никогда не был многочисленным, – продолжил Араим. – И обычно старшая из женщин по достижении ста лет передавала жреческий посох своей дочери. Фариссе – твоей бабке – было всего пятьдесят, когда она погибла. И Лиссандре пришлось слишком рано взять на себя ее обязанности. И, к несчастью, совсем ненадолго.
Старик говорил тяжело, по его лицу градом струился пот, а тонкие губы двигались медленно, с видимым усилием.
– Получается, маме удалось выжить и сбежать в Гринвилл? Она тоже использовала зирту?
– Нет. Зирта подвластна только жрецам. Пустыня, как всякая женщина, не любит соперниц. И покоряется исключительно мужчинам, отдавая свою силу и отбирая ту, что принадлежит нам.
– Но тогда как?
– Никому не дано постичь замыслов Двуликого, – воздев руки в характерном жесте, напевно произнес жрец.
– Значит, вы думаете, что я смогу провести ритуал вместо матушки?
Мне все еще не верилось, что происходящее – не сон. И что слова жреца о маме – правда. Ну разве мог папа жениться на женщине из Гирхи? Да и в Гринвилле никогда бы не приняли незнакомую беглянку. В маленьких городах знают друг о друге все и не жалуют чужаков. Тем более, иноверцев.
Я попыталась вспомнить какие-то факты из жизни мамы до замужества, и неожиданно поняла, что их нет. Папа, который любил рассказывать о нашей семье, о ближних и дальних родственниках, о книжной магии и магах, никогда не упоминал о нашей родне со стороны матушки.
Мне стало не по себе. Выходит, жрец не лгал?
– А у мамы остались родственники в Гирхе?
– Нет. Все погибли во время гонений. Теперь есть только ты, наша единственная надежда.
– Но я же ничего не умею. И я не жрица. Совсем.
– Тебя слышат духи, – твердо сказал старик. – И тебя принял Камень.
Я молчала, глядя на уходящие вдаль пески. Осознать сказанное жрецом оказалось нелегко. Почему-то никак не получалось принять правду. А то, что это правда, я почти поверила. Точнее, душой почувствовала. Только смириться пока не могла. Не представляла, почему папа лгал. Вернее, умалчивал. Неужели боялся?
– Двадцать лет назад за веру в Двуликого убивали, самира, – словно услышав мои мысли, тихо сказал жрец. – А самих гиров ненавидели, называя огнепоклонниками. Думаю, твои родители не хотели, чтобы ты знала о своем происхождении. Потому и молчали.
Я посмотрела на старика, и задохнулась от сочувствия, светящегося в его глазах. И именно в этот момент последние сомнения отпали.
Я распрямилась и решительно спросила:
– В чем заключается ритуал?
– Видишь руины? – Вместо ответа спросил старик. – Когда-то там стоял храм и проводились обряды. Люди приносили в жертвы овец и голубей и просили Двуликого о помощи, а он слышал и исполнял просимое. А теперь молчит. Много лет молчит.
На изборожденном морщинами лице застыло безнадежное отчаяние.
– И мы, оставшиеся жрецы, не можем восстановить Санатру – молитвенный круг. Нам не хватает жрицы. И у нас совсем не осталось сил.
На последних словах его голос сорвался.
– А что будет, когда вы восстановите Санатру?
– Гирха получит благословение Двуликого, и он снова будет говорить с нами через свои жертвенники. И мы сможем поставить новых жрецов – молодых, сильных, способных нести бремя служения.
– Значит, вы думаете, что если я встану с вами в этот круг, то у вас все получится? А что потом будет со мной? Вы хотите, чтобы я навсегда осталась в Гирхе?
– Ты не сможешь, – покачал головой старик. – Твое сердце не здесь.
Он посмотрел на меня с легкой грустью, и в его глазах я увидела понимание.
– Никто не способен жить вдалеке от своего сердца, – тихо сказал он, и его глаза подернулись печалью. – Не бойся, самира, – добавил жрец. – Мы не причиним тебе вреда. Я лишь прошу тебя помочь нам, в память о твоей матери. Но если ты не захочешь…
Он замолчал и вздохнул.
– Что ж, я приму твою волю и верну в Уэбстер, – договорил он.
– Вы готовы поклясться в этом?
– Я, Араим Саид Пехреви, первый жрец Двуликого, – подняв правую руку, неожиданно твердо сказал старик. – Клянусь, что не причиню вреда Аделии из рода Ашту и верну ее в Уэбстер, когда она совершит ритуал, или же в любое другое время, если она того пожелает.
На ладони жреца вспыхнул огонь и тут же исчез, слизав последние слова клятвы.
– Ты поможешь нам? – Тихо спросил старик.
Я не торопилась отвечать, обдумывая все, что узнала. Моя мама – жрица Двуликого. Гирха – ее родина. А я, получается, потомок рода Ашту. Трудно было поверить в то, о чем говорил жрец, но душа откликалась на его слова, и сердце подсказывало, что нужно соглашаться. За то время, что провела в Гирхе, я успела проникнуться сочувствием к ее жителям и к их поруганной вере. Ни один народ не заслуживает того, чтобы разрушали его храмы и уничтожали заветы предков. «Без прошлого нет будущего» – вспомнилась любимая поговорка папы, которую он повторял, разбирая со мной историю Уэбстера. И мне захотелось помочь гирам вернуть их прошлое. Их веру. И прикоснуться к тому, что было дорого маме.
– Сколько времени займет ритуал?
– К закату ты уже будешь свободна и сможешь вернуться к своему мужчине, – ответил старик, и в его взгляде мелькнуло что-то, что заставило меня удивленно вздохнуть.
Араим знал о Рональде. Причем, как мне показалось, что знал он не только наше прошлое, но и будущее.
– Не бойся, самира, – подтверждая мои мысли, сказал он. – С твоим избранником все будет хорошо.
– Откуда вы знаете?
– Пусть я и утерял большую часть силы, – усмехнулся старик. – Но кое-что еще могу. Запомни, что я тебе скажу, самира. Женщины Ашту всегда сами выбирают себе мужчин, и умеют их защищать силой своей души. Твоя душа полнится любовью, и я вижу, она переливается нежным светом, как бывает всегда, когда с избранником все хорошо.
– Вы уверены?
Внутри вспыхнула надежда.
– Да, – твердо сказал жрец и спросил: – Что ты решила, самира? Ты поможешь нам?
– Помогу, – поборов страх и сомнения, кивнула в ответ.
Боялась ли я, что старик нарушит свое обещание? Нет. Магические клятвы нерушимы. И если жрец дал слово, то он уже не сможет от него отказаться.
– Ты приняла верное решение, – в голосе Араима послышалось облегчение. – Да будут благословенны дни твоей жизни и долог путь, ведущий к вечности! – Пожелал он и буднично добавил: – А сейчас нам нужно подготовиться.
