Старухи подошли к нам. Они выглядели совершенно иначе, нежели в антикварном магазине. У всех троих были раскрыты рты, словно они всасывали воздух, но так и не выдыхали его. Глазницы зияли темными дырами, белки едва видны. Плащи их были не черного, не коричневого и не серого цвета, а словно окрашены тенью – знаю, бессмыслица, но не представляю, как понятнее объяснить. По краям капюшонов будто извивались тонкие черви. Наверное, это были волосы – серебристые и жесткие, как проволока, что шевелились сами по себе.
Старухи словно пребывали в трансе. Та, что с палкой, отодвинула нас друг от друга и принялась обводить Абру кругом.
– Нет! – воскликнул я, подтягивая ее к себе.
Старуха раздраженно посмотрела на меня и предприняла еще одну попытку, упрямо протолкнув палку между нами и вонзив ее в землю.
– Нет, не вздумайте! – крикнул я.
Далекую классическую мелодию опять заело, и та принялась повторяться снова и снова.
К товарке подлетели еще двое. Они долго стояли и смотрели на нас – омерзительные, словно гниющие трупы, что неведомым образом обрели способность двигаться. Затем цыганки словно засомневались и вдруг повернулись, чтобы уйти.
Где-то вдали игла царапнула по пластинке, и та завелась сначала.
– С кем вы разговаривали в антикварном магазине? – неуместно громко спросил я.
Старухи повернулись, и одна из них – сложно было сказать кто, поскольку на нас они так и не посмотрели – произнесла имя:
– Джинн.
По крайней мере, услышал я именно это.
– Джинн? – переспросил я. – Мой сосед?
Но ответа не последовало.
– При чем здесь вообще он?!
– Это его история, а не твоя, – устало объяснила одна из старух.
– А со мной это как связано? – не успокаивался я, все больше смелея.
– Бывает такая смерть, которая ведет к жизни…
Я сразу вспомнил о маме, загрустил и затосковал по дому. Больше великая тайна меня не волновала. Я хотел отправиться к отцу и побыть с ним. Однако вопросы, что не давали покоя, приглушили мою печаль.
– Почему вы написали на столе те слова: «Ищи Древо Жизни»?..
– Потому что Древо здесь. Сейчас.
Невнятный ответ меня разозлил, да и мой вопрос тоже. Мне казалось, если я задам правильные вопросы, старухи все расскажут. Но правильные я никак не мог нащупать, они от меня ускользали.
– Древо Жизни? Что это, где оно?
Ведьмы удалились еще на несколько шагов.
– Зачем вы заключили меня в круг?
– Для защиты, – отозвались старухи, не прекращая движения.
– Защиты от чего?
– От того, что живет в тени. – Они почти ушли, скрылись из виду.
– Как мне снова найти вас? – выпалил я.
Старухи, сгорбившись, одна за другой медленно повернули за угол. В тишине отчетливо раздавался стук палки по земле.
– И что дальше? – крикнул я им вслед.
Старухи не ответили, и я рванул бежать за ними, но Абра успела уцепиться за мою руку.
– Ни за что. Мы и так опаздываем. Пора идти.
* * *
– Не знаю, о чем вы думали, юная леди! – наверное, в десятый раз возмутилась миссис Миллер.
Она сидела за рулем, а мы сзади. Мама Абры не умолкала ни на секунду, изливая на нас поток возмущения, с тех пор как мы нашли ее у ворот ярмарки. Она безостановочно мерила шагами тротуар и тянула шею, высматривая нас. Выглядела миссис Миллер при этом совершенно обезумевшей.
Мы знали, что в нашем случае лучшая защита – помалкивать, потому сидели тихо, как мышки. Я принялся размышлять обо всем произошедшем за последние несколько дней, и голос миссис Миллер превратился в отдаленный гул. Что случилось с моим любимым городом? Что за странные дела творятся вокруг?
– Да отвечайте же!
Я поднял взгляд. Абра уставилась на меня. Должно быть, она перестала обращать внимание на нотации матери примерно в то же время, что и я.
– Кхм, – откашлялась Абра. – Повтори, о чем ты спрашивала?
– Что?! Да вы даже не слушали! – взвилась миссис Миллер. – Ну погоди, я все твоему отцу расскажу. Повторяю, я спросила: что ты будешь делать в следующий раз?
– Пойду прямиком в машину.
– Вот именно! Прямо в машину, не мешкая.
Чтобы не захихикать, нам пришлось отвернуться друг от друга. Я вгляделся в непроглядную ночь за окном автомобиля, и мне снова стало не до смеха. В Дине творилось что-то странное, что-то важное.
Мы устремились на север, в долину, оставляя позади огни города. Но сельские просторы окутывала иная темнота, не та, что царила у подножия ярмарочного холма. Деревенская темнота была теплой и гостеприимной, усеянной звездами и светлячками. Мы остановились возле ненужного знака «Стоп» и услышали шум далекой реки, что текла на юг, почти выплескиваясь из берегов. Именно в том возрасте я узнал, что Темнота отличается от темноты, так же как ночь ото дня.
У церкви миссис Миллер повернула налево, заехала на подъездную дорожку и остановилась, не выключая двигатель. Между дорожкой и домом простирался двор, где росло дерево. Дерево, в которое ударила молния. Я старался на него не смотреть.
– Спасибо, миссис Миллер. – После отповеди меня охватил жгучий стыд.
– Спокойной ночи, Сэмюэл, – строго сказала мама Абры, но в глазах ее светилась нежность.
Наверное, она вспомнила, что всего несколько дней назад я потерял мать. Лицо ее омрачилось, и мне захотелось успокоить миссис Миллер и попросить не волноваться. Я найду маму! Старухи с ярмарки помогут мне, я пойду куда нужно и сделаю все, что потребуется. Но я промолчал, лишь кивнул в ответ.
– Пока, Абра.
– Пока, Сэм.
Я выбрался из машины и в темноте лениво направился к дому, вошел внутрь, захлопнув за собой москитную сетку. Основную дверь я оставил открытой – дома было жарко, а на улицу уже опустилась ночная прохлада, словно стоял конец сентября, а не начало июля.
Отец сидел на диване и смотрел бейсбольный матч. Свет в комнатах не горел, и папину фигуру освещал лишь экран телевизора, отблески которого отражались в его глазах. Вид у папы был совершенно отрешенным.
На какой-то миг я осознал, что он потерял, или, по крайней мере, приблизился к пониманию, насколько это вообще возможно для ребенка.
– Привет, пап, – сказал я.
Он ничего не ответил.
Я поковырял носком ботинка потертый ковер и добавил:
– На ярмарке было так здорово. Чудны`е дела там творятся.
Отец все еще не шевелился, просто сидел, уставясь на экран, и даже не моргал.
Я медленно попятился, жалея, что не пошел сразу к себе в комнату. Тогда бы не пришлось столкнуться с его молчанием.