Когда я спустился по чердачной лестнице, кто-то уже поднимался наверх. Я оттолкнул сумку от двери, захлопнул створку за собой – протяжный скрип, щелчок! – и снова очутился на темном и пыльном чердаке. Затем пошел по главному проходу и свернул в сторону, туда, где, как мне казалось, мистер Теннин спрятал свой секрет.
Я затаился за мешком для мусора, в который мы убирали искусственную елку, и принялся ждать.
Вот открылась дверь в комнату и снова закрылась. Я надеялся, что мистер Теннин просто за чем-нибудь вернулся и скоро уйдет, но нет. Похоже, он рылся в своем багаже. Я слышал, как он что-то бубнит и роняет на пол вещи. Затем под ногами застонали половицы – он двигался в направлении чердака. Скрипнула и щелкнула дверь, на потолок легло пятно света из комнаты мистера Теннина. Тяжело и неуклюже он вскарабкался по ступеням. Но сквозь щели между коробками я увидел отнюдь не нашего постояльца.
Я увидел мистера Джинна.
Что же он здесь забыл? Меня так и подмывало выскочить из укрытия и велеть ему проваливать. Зачем добропорядочному человеку тайком пробираться на чужой чердак? Но, возможно, он появился не просто так.
Поэтому я молча наблюдал и ждал.
Щелкнув выключателем и не дождавшись света, мистер Джинн выругался. Он проковылял до середины чердака, открыл несколько ящиков, переставил пару коробок туда-сюда, но без особого усердия. Чердак был очень большим и к тому же очень темным, а старик явно не знал, с чего начинать. Он подошел к тому месту, где я прятался, и остановился. Я был уверен, что мистер Джинн пристально разглядывает именно тот мешок, за которым притаился я. Но если он понял или знал, где я скрывался, то не подал виду.
Вдруг мистер Джинн развернулся, направился к выходу и стал спускаться в комнату.
И тут снова послышался хлопок парадной двери. Но не потому, что дом покинул старик, нет – явился кто-то еще.
Мистер Джинн мгновенно преодолел остаток лестницы – я и не догадывался, что он способен двигаться так быстро. Чердачную дверь старик закрыл совершенно бесшумно – не представляю, как ему это удалось.
На лестнице, что вела с первого этажа на второй, послышались шаги другого человека. На чердаке тем временем становилось все жарче. Пот стекал к уголкам моих глаз и капал с кончика носа. Руки от чердачной пыли покрылись слоем грязи и чесались.
Однако я не шевелился.
Скрипнула дверь спальни, а затем тихо лязгнул замок. Кто-то быстро прошел по комнате и открыл дверь на чердак. Человек взбежал по лестнице, а когда он очутился на виду, я узнал лысую голову мистера Теннина.
– Ну и ну, – обеспокоенно пробормотал он.
Мистер Теннин пошел по главному проходу прямо к тому ряду, где сидел я, затем остановился и огляделся. А потом посмотрел в моем направлении. Я видел только одну сторону его лица, обращенную к маленькому чердачному оконцу, и мистер Теннин выглядел очень встревоженным. Но надолго он на месте не задержался, а нырнул в один из узких проходов. Тут я понял, что искал совсем не там.
Он прошел по ряду, подвинул несколько ящиков, взгромоздился на них, а потом снял с одной из балок небольшую коробку. Так вот где он ее спрятал! Мистер Теннин открыл крышку, и оттуда разлился теплый оранжевый свет, словно внутри лежал небольшой фонарик на батарейках.
Он проверил, все ли на месте, снова убрал наверх и быстро ушел в свою комнату. Снизу послышался звук закрывающейся створки окна – кажется, через него-то и удрал старик.
Мистер Теннин вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, и спустился на первый этаж, а вскоре донесся звук хлопнувшей москитной сетки.
Я наконец-то облегченно выдохнул, выбрался из-под мешка с елкой и быстро пошел в нужном направлении. Передвинул ящики, влез на них и снял с балки коробку.
Я хотел открыть ее прямо там, но решил, что лучше будет это сделать в своей комнате при дневном свете, поэтому поставил ящики на место и выбрался с чердака. Коробка была небольшой, однако тяжелой, держать ее приходилось обеими руками, так что спускаться оказалось непросто – два раза я чуть не свалился с лестницы.
К моей радости, дверь чердака не защелкнулась, и я спокойно выбрался.
В комнате мистера Теннина царил беспорядок: повсюду валялась одежда и разбросанные бумаги, с кровати даже стащили матрас. Должно быть, мистер Джинн устроил здесь обыск. Но зачем? Наверняка ради того, что находилось у меня в руках.
Я быстро покинул комнату, затворив за собой дверь, и поспешил к себе. Замок я запер, чего обычно никогда не делал, потом подбежал к окнам и закрыл их на задвижки, а после и занавески задернул. Не представляю, каким образом мистеру Джинну удалось улизнуть через окно, но я не желал, чтобы он забрался в мое.
Коробку я поставил на постель. Из-за пояса вытащил полу рубашки и вытер лицо от пота и пыли. По сравнению с духотой чердака июльская жара в моей комнате казалась прохладой. Я уселся на кровать и снял крышку с коробки.
Время шло к ужину. Задергивая занавески, я заметил, что небо на востоке, над церковью, потемнело, словно надвигалась очередная гроза. Верхние ветки дуба угрожающе раскачивались. Но мне недосуг было размышлять о погоде, я просто хотел открыть коробку.
Так я и поступил.
Внутри оказалось три вещи. Следующие несколько дней я увлеченно в них разбирался, но я был обычным мальчишкой, так что первым делом обратил внимание на маленький меч. В длину он был не больше двенадцати дюймов и лежал наискосок коробки, привязанный двумя ремешками. Рукоятка и лезвие были одинакового цвета – серого. Похоже, их изготовили из одного металла.
Я хотел развязать ремни, но, коснувшись клинка, тут же отдернул пальцы.
Я словно сунул руку в зажженную конфорку плиты. Большой, указательный и средний пальцы налились краснотой, и на каждом вздулось по крошечному, похожему на слезинку пузырьку.
– Ай! – вскрикнул я, отдергивая руку, и тут же посмотрел на дверь: вдруг на шум кто-нибудь зайдет?
Я схватил с полки клочок бумаги и прижал к металлу. Ничего. Он не загорелся и даже не задымился. Что бы я ни прижимал к миниатюрному мечу, оно даже не нагревалось. Тогда я снова коснулся рукояти и ощутил ее жар.
Меч обжег меня, однако внутри меня что-то изменилось. Тьма, что наполнила мою душу после разговора с мистером Джинном, отступила. Она уже не терзала и не тяготила меня. Коснувшись клинка, я каким-то образом немного осмелел. Воспоминания о маме нахлынули и ушли, но оставили лишь радость, а не горькую печаль. Отчаянное желание воскресить ее угасло.
Я снова заглянул в коробку. Кроме меча там лежала небольшая книжица размером примерно шесть на четыре дюйма, а также стопка бумаг, карточек и газетных вырезок, связанных кожаным ремешком. Книга была толстая – не меньше пятисот страниц, я бросил ее на кровать и принялся ждать: не вспыхнет ли она и не подожжет ли одеяло. Ничего не произошло.
Я полистал ее, осторожно переворачивая тонкие страницы, – это оказался атлас мира.
