– Ладно… Ну ты и чудик, – фыркнула Абра и улыбнулась.
Мы засмеялись, и на сей раз мой смех был искренним. И мне полегчало – все же есть в смехе нечто, разгоняющее тьму, пусть даже на короткие мгновения.
– Спасибо, что пришел, – сказала она. – Я тебя ждала.
Я улыбнулся широко и радостно – я ведь тоже по ней скучал.
– Для чего же еще нужны друзья? – вопросил я, но сделал только хуже.
Лживые слова лишь усилили предательство.
Садясь в автомобиль миссис Миллер, я крепко сжимал в кармане ключ от шкафа. Уже стемнело, а я пришел к ним пешком, без велосипеда, и мама Абры согласилась отвезти меня домой. У Миллеров был старый пикап с обшивкой под дерево по бортам. На зеркале заднего вида висел зеленый ароматизатор-елочка, и в салоне всегда пахло сосновым лесом.
Ехать вдвоем с миссис Миллер было как-то непривычно.
– Как поживает отец? – спросила она.
– У него все в порядке.
– А ты как?
– Кажется, неплохо.
– Похороны были такие чудесные… – заметила она, промокнув увлажнившиеся глаза, и мельком посмотрела на меня. – Знаешь, грустить – это нормально. И плакать иногда – тоже.
Повисло молчание. Только шины шуршали по грязи да камешки, отлетая с дороги, бились о днище пикапа.
Я кивнул и отвернулся к окну. Странное дело: от одного лишь разговора о слезах мне тоже захотелось плакать. Что-то подобное сказала бы и моя мама, если бы не умерла. Но я не поверил миссис Миллер.
Взрослые плачут редко. Я ни разу за всю свою жизнь не видел слез отца, даже после похорон, хотя порой, когда я внезапно и без предупреждения входил в комнату, глаза у него были красные и опухшие.
Нет, миссис Миллер слукавила. Плакать нельзя. Не знаю, зачем она пыталась убедить меня в обратном.
И тут посреди ночи я заметил непроглядную фигуру. Черное на черном. Он стоял с восточной стороны в направлении реки на пригорке среди рощицы деревьев. Сначала я принял его за какую-то причудливую тень, но когда мы проехали мимо, он сгруппировался, выскочил из кустов и помчался за машиной.
20
Я съежился на сиденье, опускаясь все ниже, пока вровень с окном не остались только глаза и макушка.
– Не переживай, милый, – мама Абры дотянулась до меня и потрепала по коленке.
Наверное, решила, что я растроган ее прочувствованной речью о необходимости проявлять скорбь. Но дело было в другом: я испугался. Никогда в жизни мне не было так страшно.
Зверь, что бежал по обочине рядом с машиной, напоминал одну из тех собак, которые чуть раньше на меня напали, только намного больше размером.
Встав на задние лапы, передними и головой он легко достал бы до нижних ветвей нашего дуба – того места, где прятался кот и где стоял я во время той ужасной бури.
Зверь легко гнался за машиной. Похоже, он совершенно не устал. Кажется, даже не особенно старался – просто бежал следом ради удовольствия.
Иногда, моргнув, я терял его из виду. Он был воплощением тьмы, глубочайшего мрака. Точно дыра в реальности. Его нельзя было увидеть, а у меня получилось. Каждый раз, краем глаза замечая тень, каждый раз, узнавая ее очертания, я, охваченный ужасом, вновь нырял вниз.
Машина сбросила скорость, заворачивая в наш переулок, и зверь остановился на церковной стоянке, оскалив мне вслед зубы, будто подавая молчаливый знак:
«Плод тебе не принадлежит».
И я вспомнил. Это была та самая злобная тварь, что пришла ко мне во сне, когда плод Древа истекал гнилью на моей ладони и я никак не мог отнести его умирающей маме.
– Амарок, – еле слышно пробормотал я, поняв, зачем он явился.
Монстр искал Древо.
Мне вспомнились слова отца: «Амарок убивает только глупцов, что охотятся в одиночку».
– Сэм? – ласково окликнула миссис Миллер. – Ты выходишь?
Мы остановились в переулке в пятидесяти ярдах от моего дома. Я не сразу понял, что машина уже никуда не едет: так пристально вглядывался в боковое зеркало, высматривая Амарока. Единственный мигающий фонарь на стоянке у церкви отбрасывал причудливые скользящие тени, но ничего страшного я не разглядел.
– Сэм?.. – снова позвала меня миссис Миллер.
– Спасибо, – пробормотал я, скрывая страх. – Мороженое было очень вкусное.
Я открыл дверь и весь сжался. Сейчас Амарок цапнет меня за ногу и утащит во мрак, а там выпытает все секреты и сожрет! Но ничего не произошло. Лишь слышнее стало рычание автомобильного мотора и стрекот сверчков.
– Ты в порядке, Сэм? – разволновалась миссис Миллер.
Я опустил ногу на землю и выглянул из машины. Каждая тень казалась подозрительной – в каждой мог затаиться Амарок.
– До свидания, – сказал я, с отчаянием посмотрел ей в глаза и снова повторил: – До свидания.
Я выскочил наружу и рванул в темноту, сжимая в руке ключ, словно единственное спасение от Амарока.
– Сэм! – крикнула мне вслед миссис Миллер, но я был не в силах остановиться. – Сэм, ты не закрыл дверь!
* * *
Рука отца потрясла меня за плечо, выдергивая из кошмара.
Мне снились тени. Амарок мчится за пикапом, а потом прячется в кустах у церкви. Молния снова и снова пронзает дуб. И ключ – я то теряю ключ, то не могу его спрятать, то не получается втиснуть его в скважину. Он выскальзывает из рук и проваливается в трещину в полу, куда я не могу дотянуться.
– Сэм! – опять потряс меня отец. – Просыпайся, нынче утром у нас много дел.
Я так обрадовался пробуждению, что вскочил без единой жалобы. И голосу отца тоже обрадовался. Тот не стал дожидаться, пока я переоденусь в рабочую одежду, так что я быстро натянул джинсы, дырявые носки и старую футболку. Ботинки стояли наготове в прихожей у черного хода. Ключ, который дала Абра, я убрал в карман. Сны уже почти улетучились, а вот ключ казался очень реальным. Я потер пальцами его острые зазубрины. С другой стороны было кольцо, гладкое и прохладное.
Я спустился вниз на запах бекона.
– Завтрак готов, – улыбнулся мистер Теннин, выкладывая яйца и бекон на тарелки, загодя расставленные на столе.
Вид у нашего нового работника был свежий и отдохнувший. Он спал? Нужен ли ему вообще сон? Мне не хотелось смотреть мистеру Теннину в глаза. Неизвестно, знал ли он, что его коробка исчезла? Непохоже… Он не упомянул об этом ни словом, и я не слышал, как кто-нибудь поднимался на чердак прошлой ночью. Однако мистер Теннин мог заглянуть туда, пока я гостил у Абры.
Времени обыскать мою комнату у него было предостаточно. С другой стороны, вел он себя вполне спокойно и совсем не встревоженно. Зато я боялся даже оторвать взгляд от тарелки, уткнулся в нее и решил как можно сдержаннее отвечать на его вопросы. Если, конечно ему взбредет в голову меня о чем-нибудь расспросить. Однако я не без оснований подозревал, что этот человек способен выяснить правду по одному лишь тону моего голоса.
