– Чем можно записать? – спросила та.
Незнакомец хмыкнул и швырнул на стол ручку. Та покатилась к цыганкам. Старуха посередине схватила ручку, не дав ей остановиться, и принялась черкать прямо на столе.
Я вздрогнул. Увидь мистер Пелле, чем они тут занимаются, он бы сильно разозлился. Но ведьма продолжала писать. Зачеркивала уже написанное и строчила снова. И снова. Добрых пять минут она пачкала стол. Я и не думал, что в ручке может быть столько чернил. Выглядело так, будто она вымарывала каждое нацарапанное слово.
Наконец, шурша одеяниями и звеня украшениями, старухи встали.
– Это тебе, – сказала средняя, воткнув кончик ручки в стол. Та на миг застряла в древесине и упала. – Прочтешь, когда мы уйдем.
Мужчина снова хмыкнул.
– Где остальные деньги? – спросила старуха.
Сначала ничего не происходило, и я уже решил, что начнется склока, но затем на исписанную поверхность стола упали три зеленые купюры. Цыганка подняла их и сунула в карман длинной струящейся юбки. Старухе явно не терпелось уйти, ее движения выглядели суетливыми и тревожными. Две другие отставали от нее буквально на полсекунды, словно все трое были марионетками, которыми управлял один кукловод. А затем произошло нечто странное.
Она посмотрела на меня.
А может быть, на щель в дверях. Но мне так не показалось. Мне почудилось, что ее глаза смотрят прямо на меня. Наверняка, если бы того человека не было в комнате, она подошла бы и сказала что-то очень важное. Однако я испугался и прислонился спиной к стене, затаив дыхание и прислушиваясь. Оставалось лишь надеяться, что никто не пойдет через торговый зал. Но старухи, должно быть, вышли через другую дверь, ту, что вела в переднюю часть антикварного магазина. Мгновением позже раздался звон колокольчика над входом. Они ушли.
С улицы донесся оглушительный шум – последний сильный раскат грома или громыхание водосточной трубы, что не выдерживала тяжесть воды, – и незнакомец тоже покинул подсобку, поскольку долго рассматривать стол не имел возможности.
– Ничего, – с досадой пробормотал он себе под нос. – Сплошная белиберда…
А затем проследовал к той двери, через которую удалились старухи. Лица его я не разглядел, только спину. Он был низеньким и плотным, а шея и плечи казались очень мощными. Чтобы протиснуться через узкую дверь, ему пришлось повернуться боком.
Подсобка опустела. Я толкнул створку и подошел к столу. Гроза, кажется, закончилась. Комнату озарил солнечный свет, и я впервые заметил, что окно открыто. На полу сверкала большущая лужа. По желобам и водосточным трубам все еще текла вода, выплескиваясь в переулок.
Старуха с ручкой совершенно испортила стол. Повсюду были чернила, которые затекли в глубокие борозды на поверхности. Она много чего написала. Кучу букв. Но нацарапала их так тесно, что разобрать было невозможно. Все, кроме одного маленького предложения. Я едва не пропустил его среди черной тучи мертвых перечеркнутых слов.
Ищи Древо Жизни.
Вдруг раздались голоса. Кто-то снова вошел в переднюю дверь магазина. Я испугался, что это мистер Пелле, – не хотелось, чтобы он застал меня в подсобке с распахнутым окном, лужей на полу и испорченным столом. Я сбежал через распашную дверь и через боковой выход улизнул в проулок. Тротуара там не было, магазин мистера Пелле отделяла от пиццерии лишь полоса земли и гравия шириной в шесть футов.
Я не понимал, чему только что стал свидетелем, лишь знал: в нашем маленьком городке никогда ничего подобного не видел. Я повернулся было, собираясь добраться до бейсбольного поля тем же путем, которым пришел, – надеялся, там меня будет ждать мама. Но вдруг остановился: послышались чьи-то шаги. Кто-то медленно ступал по неровному гравию.
Кап, кап, кап – капала вода из засорившегося желоба, что шел по верху здания. Я обернулся. Ко мне приближалась старуха – та самая, которую я видел сидящей за столом, именно та, что написала все эти каракули. Она ковыляла одна, двух других нигде не было видно. Цыганка ступала дрожащей походкой очень старого человека. Я замер – просто стоял и смотрел. В проулок залетел порыв ветра, догоняющий бурю, и старуха сгорбилась. Полы ее мантии взметнулись. Для июля воздух был холодным, веяло послегрозовой прохладой, которая напоминала, что лето не продлится вечно.
Подобравшись ближе, цыганка улыбнулась, открыла рот, словно собиралась что-то сказать, и снова закрыла. В нескольких футах от меня она остановилась. В руках у старухи был шишковатый ободранный сук, что качался из стороны в сторону. Она воткнула его в землю и принялась обходить меня по кругу, бормоча все то же напевное заклинание. Палка громко скрежетала по грязи и камням.
Я удивился, какой сильной оказалась старуха – канавка, которую она провела, вышла глубокой и тут же наполнилась дождевой водой.
В тот момент я почти пожалел цыганку, которая явно выжила из ума. Я затаил дыхание и стал ждать, когда же она закончит, пытаясь придумать, что бы такого приятного ей сказать.
Старуха начертила палкой круг в грязи. Она улыбнулась, снова показав кривые зубы, и посмотрела на меня добрым, понимающим взглядом.
Я кивнул, и она поплелась прочь. С облегчением я увидел, как старуха поворачивает за угол, но выйти из круга не сумел.
4
Держать меня на месте было нечему. Я прекрасно слышал все происходящее и даже мог двигаться, однако какая-то сила удерживала мое тело внутри нарисованного старухой круга.
Но вдруг раздался окрик:
– Сэм! – По проулку шла моя подруга Абра. Я хотел помахать ей, но круг заставил меня прижать руки к бокам. – Пошли, – сказала она. – Тебя ищет мама. Она отвезет нас домой.
Я не сумел произнести ни слова. Дышать я мог, но и только. Голос пропал, совсем.
– Чего ты там застрял? Мама ждет тебя, поторапливайся.
Подойдя ближе, Абра остановилась. Я вытаращился на нее, и она смущенно посмотрела в ответ, затем протянула руку и шутливо толкнула меня, наступив при этом на линию, нарисованную старухой. Внезапно я обрел способность двигаться и выскочил из круга.
С ума сойти!
– Да что с тобой? – удивилась Абра. – Идем. Представляешь, в парке уже устанавливают колесо обозрения. Я видела, как кто-то пролез на ярмарку через дыру в заборе – ну, знаешь, там, где обычно стоит палатка с сахарной ватой. Кажется, Стив и Бо.
Она все трещала и трещала о ярмарке. Я пошел за ней следом по проулку, боясь, что из-за угла выскочит старуха или тот незнакомец, набросятся на меня и примутся расспрашивать.
Однако ничего не произошло. Мы вышли на тротуар перед магазином и подошли к моей маме, которая ждала нас в машине. Я молча забрался на пассажирское сиденье, не в силах избавиться от образа старухи – как она рисовала круг и как тот не давал мне пошевелиться.
– Ну, – неодобрительно проворчала мама, – где же ты был? И где твоя перчатка?
