– Смотри! – воскликнула Абра, показывая в сторону церкви.
– Кот, – кивнул я, этим словом будто подведя итог всем странностям прошедшего лета.
Мы видели, как он обогнул церковь и медленно удалился в сторону вырубленного леса и реки.
– Может, и нет никакой системы, – пробормотала Абра, опять пристально вглядываясь в вырезки и атлас. – Невозможно предугадать, где оно появится вновь.
Я покачал головой.
– Но мистер Джинн знал. Знал, что оно будет здесь.
Ферма мистера Джинна оставалась загадкой. Никто не заявил на нее свои права, старика официально признали мертвым, а землю в конце концов продали с аукциона. Мы так и не выяснили, что случилось с настоящим мистером Джинном – человеком, а не ангелом, который присвоил его фамилию. Там поселились новые фермеры, почти такие же нелюдимые, как прежний хозяин. Однако они оказались весьма аккуратными, и по прошествии лет земли фермы стали безупречными. Тихими и безлюдными, но безупречными.
Мы переворошили все содержимое коробки мистера Теннина, нарисовали карты и диаграммы, длинные списки чисел, но ничего так и не добились.
Я пошел с Аброй до конца переулка. Наверное, отец где-то сжигал мусор, потому что в воздухе разливался запах дыма – аромат осени, предупреждение о зиме. Он вернул меня в тот день, когда ушли ангелы. С тех пор запах древесного дыма всегда мне об этом напоминал.
– Пойдем поздороваемся с Люси? – предложила Абра.
После пожара она стала называть мою маму по имени. Мне это казалось правильным, словно мама была одной из нас – нашим другом, шагающим рядом.
Мы отправилась на Кинкейд-роуд, а потом повернули в лес в сторону кладбища, и пока мы блуждали средь камней, Абра подняла руки, как крылья, будто пыталась взлететь.
У маминой могилы мы опустились на землю. Здесь я рассказывал Абре свои любимые истории о маме, и она не перебивала, хоть не раз слышала их прежде. На меня снова снизошел покой. Покой, который не поддавался объяснению. Мне казалось, все уладится, а что не уладится сейчас, утрясется перед Концом.
Я помнил слова мистера Теннина и изо всех сил старался в них верить.
Смерть – это только переход.
Смерть – просто смена облика.
Смерть – не конечный пункт.
Смерть – это дар.
Покрытой шрамами рукой я поднял за стебель красный лист. Ветер принес его с западных гор, где деревья стояли во всем осеннем великолепии. Внезапно прилетело облако таких же листьев – красных, желтых и оранжевых – и закружилось вокруг нас точно пламя.
Часть V
Тайна
Будь смел! Дороги роковой
Нам не прервут: так жребий соизволил.
Данте Алигьери. Ад. Перевод Д. Мина
34
– Просто поезжай дальше, – говорю я Джерри.
Тот оборачивается и смущенно смотрит на меня.
– Но ехать больше некуда.
– Не останавливайся. Пожалуйста.
В моих устах слово «пожалуйста» звучит странно. Не припоминаю, когда последний раз его произносил. Джерри проезжает мимо проулка, ведущего к моей ферме, мимо старого кладбища, рядом с которым прежде стояла церковь. Он едет к Дороге-в-Никуда, как мы прежде ее называли. Мы минуем владения мистера Джинна, а потом машина останавливается – дальше пути нет.
– Хорошо, спасибо, – говорю я, выбираюсь из авто вместе со своей тростью и коробкой, которую мне вручил муж Абры.
– Подождать вас здесь? – окликает меня Джерри.
– Нет-нет, я справлюсь.
– Куда вы идете? Там ничего нет, ни дороги, ни тропинки – ничего.
Вдавив трость в мягкую землю, я оборачиваюсь и смотрю в открытое окно автомобиля.
– Иногда все иначе, чем кажется. Мне нужно повидаться со старым другом.
Джерри и Калеб обмениваются взглядами. Знакомыми взглядами. Должно быть, соседи решили, я окончательно выжил из ума. Но в старости есть свои плюсы: например, можно просто не обращать внимания, когда люди считают вас сумасшедшим. К тому же кто знает: вдруг это правда?
Я поворачиваюсь и ухожу в лес с тростью в одной руке и коробкой в другой.
Старая тропинка исчезла, будто ее никогда и не было. Но я знаю, куда надо идти, хоть и прошло много лет. Вокруг все заросло зеленью. Я чувствую себя старым – ведь я прожил достаточно долго, раз целый лес, что еще при моей жизни был сожжен дотла, успел возродиться. Это о чем-то говорит. Например, о том, как трудно терпеть и как тяжело ждать.
Плющ цепляется за трость, замедляя продвижение. Я отодвигаю ветки от лица и пробираюсь через паутину.
Наконец я на небольшом кладбище, где похоронена моя мать. Погост все еще окружает старая железная ограда. Она изъедена ржавчиной, напоминающей цветом осенние листья, а кое-где покосилась, словно вот-вот развалится. Ворота открыты.
Похоже, давным-давно кто-то их открыл и забыл затворить. Некоторые из надгробий попадали, как сломанные зубы, другие все еще целы и утопают в сорняках.
Могильный камень матери по-прежнему стоит. Так странно, что я давно сюда не заглядывал. Я четко помню ее похороны.
Тот день кажется таким далеким! Он больше похож на прочитанные в книге события, чем на то, что я видел своими глазами.
Я ставлю коробку поверх могилы, затем зажмуриваюсь и кладу руку на камень. Он пропитан теплом лета.
Я всегда помнил слова, сказанные священником в церкви. В детстве я повторял их множество раз, пока они не отпечатались у меня в уме.
«И показал мне ангел чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, Древо Жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева – для исцеления народов».
Но пришел я сюда не для того, чтобы целый день провести у могилы матери. Нет, это не конечный пункт. Надеюсь, это правда. Я разворачиваюсь, прохожу через узкие ворота и углубляюсь в лес.
Идти все труднее, и какое-то мгновение я сомневаюсь, смогу ли пройти по камням и корням, удастся ли мне, ступая по мягкой земле, пробраться сквозь заросли. И все же я добираюсь до цели, хоть черные туфли и натерли ноги.
Я вижу его. Оно все еще здесь.
Древо Жизни.
На ощупь гладкое, как поношенная кожа, а цветом напоминает затянутое облаками небо, сизое, чуть темнее белого. Голые ветки запутались в ветвях других, живых, деревьев. Я опускаюсь на землю, кладу рядом коробку и трость, прислоняюсь спиной к стволу и закрываю глаза. Я все еще помню то изумление, когда посмотрел вверх и увидел среди ветвей Древа его блестящие, почти прозрачные плоды.
