Змей пригнулся, сделал несколько шагов для разбега и взлетел. На этот раз он не стал набирать высоту и нарезать круги, а сразу перелетел через базальтовый гребень берега и скрылся за ним.
Никита не обманывал себя ни секунды, он знал, куда и зачем направилась Елена. На душе у него было смутно.
Когда вороны Балки расправлялись с отрядом царевича, он успокаивал себя, что это самозащита, что иначе он просто не выжил бы в той схватке, не смог бы пройти Калинов мост.
Но сейчас ни о какой самозащите речь не шла. Елена направлялась жечь города и крепости, и хоть это являлось частью плана Бессмертного по их эвакуации, Никите всё это не нравилось. Слишком высокая цена за их спасение. И, строго говоря, даже не спасение, а возвращение.
Погибнут люди, понимал Никита. Начнётся большая война. И всё ради того, чтобы они смогли вернуться в свой мир, а Бессмертный в свой.
Раньше Никита не понимал Илиаду. Несколько сотен греков полегли под стенами Трои – ради чего? Ради одной взбалмошной красавицы и безмозглого юнца, влюбившегося в неё по уши?! Ну, не идиотизм ли?!
Теперь он начал понимать – и Париса, и Менелая, и даже Агамемнона. Да, есть женщины, ради которых можно развязать войну. В «Трёх мушкетёрах» Бэкингем и Ришелье начали войну из-за Анны Австрийской – раньше Никита смеялся, когда читал эту беллетристику.
Сейчас ему было не смешно. Сейчас он был сам готов начать войну по одному слову и за одну улыбку Елены, прекрасно понимая, каким идиотом при этом выглядит. И это уже не имело никакого значения, потому что Елена заполняла его сознание, вытесняя всё остальное. И ничего с этим поделать он уже не мог.
…Елена вернулась через четыре часа, когда солнце уже начало опускаться. Она снижалась на Змее, и даже с земли было видно, как возбуждённо блестят у неё глаза и трепещут ноздри. Никита поднялся, не чувствуя ног.
– Забирайтесь! – крикнула Елена, взмахнув рукой, едва Змей опустился на землю.
– Чего? – не поверил Никита. – Да вы шутите?!
– Хотите опять на волке добираться? Залезайте! Долетим с удобством и в пять раз быстрее.
– Да я никогда не летал на таком. А если свалюсь?
– Держитесь за меня крепче. Искардей, ройелеон!
Змей опустил голову, обхватил Никиту поперёк поясницы, и плавно поднял, усадив позади Елены. Никита не успел даже выругаться или испугаться, как уже сидел на твёрдой кожистой горячей чешуе, волнисто ходившей под ним.
– Держитесь! – повторила Елена, весело рассмеявшись и положив его руки себе на талию.
Никита опасливо пригнулся к ней. Золотистые волосы пахли гарью и дымом. Змей переступил, готовясь то ли к прыжку, то ли к разбегу.
– Рюкзак! – вспомнил Никита. – Рюкзак забыли!
– Рогдай, рюкзак! – Елена крикнула волку, показала пальцем. – И домой, мальчик!
Дальше Никита уже мало что слышал, кроме ветра в ушах, и мало что видел, кроме волос Елены, бьющих ему в глаза. Он даже не мог отодвинуться, он не знал, за что держаться и продолжал цепляться за её талию, как она и велела. Единственное, что он успел заметить, – эскорт воронов Балки, окруживших их на подлёте к Городу и сопроводивших до Башни. Словно истребители – бомбардировщик, отметил про себя Никита.
Сейчас Змей устроился позади Башни, доедая приведённого быка, а они сидели в столовой и праздновали первую победу. Звенели бокалы, гудел камин. Как ни пытался сопротивляться Никита, но вид ликующей вдохновенной Елены, пьянеющей – не от вина, от войны – захватил и его. Он тоже проникся победными настроениями, ощутил радость близкого успеха.
– И сколько это продлится, как по-вашему? – спрашивал он Елену, смотря на неё сквозь хрусталь бокала. – Сколько ещё вылетов понадобится, чтобы убедить царицу?
– Думаю, что немного, – Елена улыбнулась, подлила ему вина. – Марья у нас добросердечная, она не сможет долго терпеть народные страдания.
– А почему она просто не может пустить Бессмертного? – задал Никита давно мучающий его вопрос. – Из-за чего весь сыр-бор? Почему его изгнали?
Елена продолжала улыбаться, но улыбка стало чуть холодней и натянутей. Никита понял, что затронул рискованную тему.
– Марья боится его, – проговорила Елена, характерным взмахом головы откидывая волосы. – Они все его боятся. Думают, он посягает на их власть, хочет стать властителем мира. Жалкие ничтожества! Только на это и хватило всей их убогой фантазии.
– А что, – рискнул продолжить Никита, – это не так? Они первые напали на… на него? Из-за чего вообще война началась?
Он пытался вспомнить отрывки из сказок, которые им удалось перехватить из Книги. Что-то там было такое про диверсионный рейд царевича, про планы прорыва… неудавшиеся, кажется…
– Разумеется, они были первыми! – Елена возмущённо распахнула глаза, в голосе её, кажется, даже дрогнула обида. – Я уж не говорю про подлость Марьи, заманившей Кощея в свою темницу. Без малейшего повода, он вообще им ничего не сделал! Но он и тогда не ответил. Просто вернулся к себе, к своим делам. Так они и тут не оставили его в покое и всё равно начали войну.
– Зачем? – растерянно спросил Никита.
Что-то тут не сходилось. Со слов Елены выходило, что Кощей весь такой из себя гонимый и невинный, но этого никак не могло быть. Ни со сказочным знакомым злодеем, ни с тем типом из Волхова, так успешно косившим под психолога. Никита помнил его преображение после своего выстрела, помнил тот демонический инфернальный взгляд, которым, казалось, можно было прожигать стены. Никак этот тип не тянул на безвинно обиженного и пострадавшего. А уж с учётом того, что он уже успел увидеть здесь…
– Я же говорю вам, юноша! – нетерпеливо повторила Елена. – Они боялись его могущества, его возможностей, его славы, в конце концов. Они думали, что он хочет покорить их. И решили опередить его. Жалкие ничтожества! Если бы они только знали… Да на что ему были их царства и их короны? Он же вообще о другом думал!
– О чём? – не удержался Никита.
Елена смерила его оценивающим взглядом.
– Он вам не рассказал?
– Если честно, времени на разговоры у нас тогда особо не было. Он больше рассказывал, как добраться сюда.
– Понимаю, – Елена улыбнулась. – Что ж, со своей миссией вы справились превосходно, юноша. И заслуживаете награды.
Вот тут она и подарила ему золотой перстень с рубином. Никита даже не успел понять, как ловко Елена увела разговор от опасной темы, на которую явно не хотела распространяться. Он любовался перстнем, слушал воркование Елены, рассыпавшейся в похвалах его смелости и ловкости, и не мог сдержать самодовольной улыбки.
Она заставила его рассказать про проделанный путь, интересовалась проходом через Исток, встречей со старухой Ядвигой, схваткой у Калинова моста. Она расспрашивала с таким искренним и неподдельным интересом, что Никита увлёкся и, незаметно для себя, начал прихвастывать.
