– Смерть, – Бессмертный поднялся, подошёл к ней, – смерть неизбежна и необходима для всякой жизни. Смерть – величайший мотиватор для каждого человека и человечества в целом. Смерть – двигатель эволюции и прогресса, постоянно толкающий человечество совершенствоваться.
Представь, что в этом мире нет смерти. Нас с тобой бы здесь в принципе не стояло. Всё осталось бы на Адаме и Еве. Им не нужны были бы дети, если бы они были бессмертными. Зачем они им? Зачем человеку вообще что-то делать, если он бессмертен? Ему не надо учиться и работать, ему не надо любить и творить, ему не надо совершенствовать и развивать навыки, продлевающие жизнь и отдаляющие смерть – а это, в сущности, всё.
Желание жить понятно. Жизнь – хорошая штука. Иногда. Иногда не очень. Но смерть необходима и неизбежна. Смирись. И попробуй умереть достойно.
– Я не хочу, – пробормотала Алиса. – Я не хочу сейчас. Ладно бы в восемьдесят, но почему так рано?
– С чего ты решила, что рано? Может, как раз вовремя? Может, в восемьдесят лет, умирая в доме престарелых в зассанной засаленной постели в компании таких же дряхлых и страшных старух, брошенная сиделками и санитарами, сбежавшими от наступающей армии, не в силах подняться, чтобы сходить в туалет, может, тогда ты бы пожалела, что не умерла сейчас, молодой, в расцвете сил, в тишине, в покое, в уюте гостеприимного дома?
– Почему всё должно быть так? – спросила ошарашенная Алиса. – Всё может быть по-другому, вы не знаете будущего.
– Я знаю прошлое. Ты даже не представляешь, сколько я видел горьких старческих разочарований о напрасно прожитой жизни. Тебе, в этом смысле, проще. Ты во всём можешь винить не себя, а нелепую смерть, оборвавшую твою жизнь в самом расцвете сил.
– Умеете вы утешить, – повторила Алиса, кривя губы. – Сказали, что моя жизнь – отстой, и предлагаете радоваться, что она так рано заканчивается. Ну, спасибо большое!
– Нет, радоваться тут, конечно, нечему, – Бессмертный отошёл к камину, присел, поворошил кочергой головёшки. – Но хотя бы ты можешь не мучить себя сожалениями.
– Знаешь, однажды я видел страшную смерть, – глухо заговорил Бессмертный, сидя на корточках и глядя в огонь. – Поистине страшную. Не в топках Освенцима, не в радиации Чернобыля – нет! Это всё ничто по сравнению со смертью одного очень старого человека в доме престарелых.
Он был один, его никто не навещал, и даже нянечки и медсёстры подходили к нему только в случае самой крайней нужды. Они не хотели быть рядом с ним, они знали, что он сделал в своей жизни.
Во время войны в одной белорусской деревне немцы загнали всех местных жителей в амбар и обложили его сеном. Потом всем холостым мужчинам предложили выйти. И он вышел. Хотя в амбаре оставались его жена и двое детей. И он стоял снаружи, и смотрел, как горят в амбаре его соседи, родственники и молодая жена с маленькими детьми.
Он прожил потом долгую жизнь и умирал в глубокой старости в страшных муках. Его мучили не физические боли, нет. Его мучила память о том майском дне сорок третьего года, когда он вышел из дверей амбара, стараясь не слышать плача детей и криков жены.
Ужас стоял у него в глазах, когда он умирал, и даже после смерти этот ужас не сошёл с его лица.
Бессмертный поднялся с корточек, повернулся к Алисе. Она стояла, прижав ладони к губам, и смотрела на него с таким же, наверное, ужасом.
– Как такое может быть?! – прошептала она севшим голосом. – Как он мог выйти?! Это же невозможно! Невозможно!!!
– Возможно, – невесело усмехнулся Бессмертный, подходя опять к Алисе и заглядывая в полные слёз глаза. – Возможно и худшее. Радуйся, что тебя не будут мучить такие воспоминания. У тебя обычная непримечательная жизнь и такая же обычная нестрашная смерть.
* * *
Алиса лежала в кровати уже несколько часов. Она не могла забыть историю, рассказанную Бессмертным, и прокручивала её в голове снова и снова.
Алиса считала себя толерантной женщиной, многое способной понять и простить. Но этот белорус… То, что он сделал… Как он мог бросить жену и детей, снова и снова думала Алиса, закипая от ярости. Как он смог жить после этого?!
Она ворочалась в кровати, представляя себя судьёй на процессе этого человека, и с незнакомым ей самой диким наслаждением приговаривала его к самым страшным карам. Если Бог есть, думала Алиса, бессонными глазами вперяясь в потолок, даже он бы его не простил. Нельзя такое простить, даже на Страшном суде. Это запредельное дно, это последний круг ада; даже немцы, сжигавшие тот амбар, меньшие злодеи, чем этот подонок, тварь, трус, предатель, накручивала себя Алиса, непроизвольно комкая в пальцах простыню, и снова, и снова приходя в бешенство.
Странное дело. Хотел Бессмертный этого или нет, но рассказанная им история отвлекла Алису от её собственных горестных мыслей. Она так долго пыталась понять, как такое возможно, так злилась на этого труса и так переживала за оставленных им жену и детей, что совсем забыла о своём несчастье. А когда вспомнила, тут же с благодарностью подумала о Бессмертном.
Он был прав. На фоне таких злодеев и упырей ей, маленькой и незаметной, умирать и впрямь не страшно. Она никому не причинила особого зла, и даже не сказать, чтобы желала его. Жалко, конечно, что ничего она в жизни не сделала, но, по крайней мере, никого не предала и не убила. Ей даже прощения особо не у кого просить, подумала Алиса, невольно усмехнувшись.
То ли дело Бессмертный! Загадочный человек, как ни крути, с явно непростой судьбой. Она, конечно, погорячилась сегодня, упрекнув его, что ничего не добился, но это определённо было не так. За ним чувствовалась долгая сложная жизнь, хотя на сколько он её старше? На десять? На пятнадцать лет? Вряд ли больше.
У него какие-то непонятные дела с отцом, что само по себе настораживает. Уж не ради ли него и приехал сюда Шмидт, подумала Алиса, рывком поворачиваясь на другой бок и сердито взбивая подушку. Это хоть объясняет его странные намёки и зачем поселил её здесь.
А в самом деле, зачем? Прямого ответа отец так и не дал, а когда она спросила Бессмертного, тот улыбнулся и произнёс, пожав плечами:
– Зачем у меня на столе стоит роза? Чтобы радовать глаз, как всякое красивое создание.
– Создание? – переспросила Алиса. – Поразительно, вы такой же, как все мужчины! Объективируете меня даже не до уровня женщины, а до уровня какой-то картинки, которая должна радовать вам глаз.
– Так и вы тоже, – хмыкнул Бессмертный. – Не надо строить из себя прогрессивную феминистку, с базовыми инстинктами вам этим не справиться.
Алиса так демонстративно и иронично улыбнулась, что Бессмертный счёл нужным пояснить.
– Человек – это совокупность всех его качеств и свойств, включая внешность. Убери что-то одно, и будет уже другой человек, и отношение к нему будет другое. Представьте, что я такой, как есть, но с двумя маленькими отличиями – у меня горб и от меня плохо пахнет. Согласились бы вы тогда жить со мной под одной крышей?
