Образ мёртвой подруги брата, его первой, а может, и единственной любви, она использовала для его падения и изгнания. Всё что угодно он мог бы простить ей, но только не это. Она сама себя не могла простить.
Теперь она понимала, что имел в виду брат. Она не могла себе представить, что когда-нибудь сделает подобную подлость. И она её сделала.
Это была словно бы не она, думала Марья, не она сама. Какое-то мгновенное помрачение ума, временная потеря совести и нравственных ориентиров. Как будто бы откуда-то извне пришла к ней эта мысль. Не её мысль. Чужая.
Она ненавидела себя за эту жалкую попытку самооправдания, но когда появился вестник от брата, когда она услышала про Книгу и поняла, что он был прав, вот тогда она осознала весь ужас случившегося. Страшно было не то, что написано про них в этой Книге и что все теперь могут узнать. Не это было самым страшным. Самым страшным было то, что его преступления оказались не его. Они изгнали его ни за что.
Если он прав, если им действительно руководил неведомый Автор, то в убийстве Метелицы он невиновен. Как и пытался он объяснить, а они ему не поверили. Как они могли совершить такую ошибку? Как она могла совершить такую ошибку?!
«Я не знала! – в отчаянии повторяла Марья несколько недель, борясь с подступающим безумием. – Я же не знала! Господи, как же я ошибалась!»
Как спасительный луч света, удерживающий её на краю падения в бездну, выплыл из тёмных глубин подсознания образ брата.
«Ты ни в чём не виновата! – произнёс он. – Пойми уже наконец – ты такой же персонаж, как и я. Тобой тоже манипулировал Автор. Это не ты придумала, как заманить меня в ловушку; это он придумал. Он привёл тебя к этой мысли. Успокойся уже и пойми, что я тебе пытаюсь сказать столько лет».
И Марья успокоилась. Словно вспышка света в мозгу, пришло понимание. Она поняла, что хотел сказать брат, зачем прислал мальчика с Книгой и на что намекал своими часами.
И тогда она пришла в сознание.
* * *
Марья сидела в кровати, подтянув повыше подушки, и маленькими глотками отпивала горячий куриный бульон. Обессиленный, истощённый, взъерошенный Баюн, не спавший всё то время, что выхаживал и вытаскивал её из бреда, заснул в ногах. Тоже похудевшая, но с сияющими глазами Наташа стояла рядом с подносом и полотенцем.
Кроме небольшой слабости, Марья чувствовала себя абсолютно здоровой. Жар ушёл, голова работала ясно и чётко. Ей нужно лишь немного подкрепиться, восстановить силы, и она будет готова. Теперь она знала к чему. Теперь она всё прекрасно знала.
– Ну? – она подняла взгляд на Коломну с Ферзём, стоявших у изножья кровати. – Рассказывайте. Что тут у вас произошло?
– Матушка! – сразу захлопотал Коломна. – Что тебе беспокоить себя? Поправиться бы сперва.
– Я в порядке! – отрезала Марья. – Не хлопочи, Коломна, рассказывай всё. Начиная с того, почему мой Лонгир у кота?
Она кивнула на свой перстень, надетый на переднюю лапу Баюна. Коломна обеспокоенно переглянулся с Ферзём.
– Кто-то пытался украсть его, матушка. Пару недель назад. Пытались проникнуть в спальню. Баюн поднял тревогу, вор сбежал. Пришлось усилить охрану и отдать кольцо коту под присмотр.
– Та-а-ак! – сдерживаясь, произнесла Марья. – И кто же это был? Так и не выяснили?
Коломна виновато развёл руками.
– Баюн сказал: вор из волшебников. Но как было вести следствие, матушка?!
– Понятно. – Марья отпила бульон. – Ладно, с этим я сама разберусь. Что Елена?
– Велизарий отправлялся к ней, уговаривал дать ещё сроку. Сегодня был второй раз. Она согласилась дать последние три дня.
– Хорошо. – Марья мельком порадовалась, что вовремя пришла в себя. – Что по потерям?
– Потерям? – смешался Коломна.
– Она же не сидела без дела всё это время? Что она успела? Кого и что мы потеряли?
Коломна опять переглянулся с Ферзём и с явным смущением повернулся к царице.
– В общем… – забормотал он, то и дело отводя взгляд от внимательных, с прищуром, глаз Марьи. – В общем, по людям потерь немного. Считая по головам, и двух сотен не наберется. И то больше не от её налетов, а от последствий, так сказать. Но мы потеряли двадцать семь сёл, пять крепостей и два города. И почти годовой запас хлеба. Только мы. Про других пока не говорю.
– А что у других? – стараясь сдерживаться, спросила Марья.
– Ну… – Коломна запнулся. – Ну, не вдаваясь в детали, сильнее всех пострадал Халдон. Елена сожгла дворец и школу Велизария. А ещё сады и все амбары.
– Понятно, – Марья допила бульон, поставила чашку на тут же поднесённый Наташей поднос. – Что ещё?
– Мы потеряли Салтана. Соловей захватил старика, когда он возвращался к себе. И Семиградье. Горожане вышли из игры и сняли блокаду с Долин.
– Ещё?
– Ну, – смешался Коломна, – пока всё. И это, конечно, беда, но…
– Мне кажется или ты чего-то не договариваешь?
– В смысле?
– Я слышала набат в городе. Что у нас сегодня случилось?
– Ну, это…
– Моя вина, ваше величество, – перебил Коломну Ферзь. – Я недосмотрел за девушками.
– За кем?
– Её высочество, Кошкина и Морозова сегодня отлучились из дворца и оказались у Зеркал. Каким-то образом Кошкина разбила стену и…
– Кто ушёл? – напряжённо прищурившись спросила Марья.
– Пока не знаем. Мы подоспели вовремя, вернули почти всех. Но двое или трое сбежали, мы их сейчас ищем. Вряд ли они уйдут из города. Но вот один… – Ферзь замялся.
– Что? – спросила Марья с нехорошим предчувствием.
– По словам Кошкиной, один из сбежавших забрал её перстень. Ну, то есть не её, а Морозовой. И исчез. В городе его, скорее всего, уже нет.
– Кто это был?
Ферзь пожал плечами.
– Не знаю. Мороз с Велизарием сейчас выясняют.
– Замечательно! – у Марьи больше не было сил сдерживаться. – Блестяще! Отличная работа, Коломна, поздравляю!
Она свирепо махнула рукой, и Коломна с Ферзём послушно отвернулись. Марья кивнула Наташе подать платье и выбралась из постели.
– Ну ладно, с Еленой могли не справиться, можно понять, – выговаривала Марья, одеваясь, пристыжённым приближённым. – Но как вы в городе-то напортачить умудрились?! Разве я не велела смотреть за Кошкиной? Как вы могли её выпустить из дворца?
Она гневно опустилась перед зеркалом. Наташа бросилась расчёсывать и приводить в порядок её волосы. Коломна с Ферзём боязливо покосились и, поняв, что можно, развернулись опять лицом.
– Ваше величество, прямого приказа держать Кошкину под замком не было, – осмелился напомнить Ферзь.
