У него не было огня, и через Подречный ход он пробирался в кромешной тьме, на ощупь, ещё пару часов. Выбравшись в подвалах Арсенала, весь в пыли, грязи и поту, Алабуга облегчённо вздохнул – самое трудное позади, дальше будет проще.
Арсенал был связан переходами с дворцом, но пытаться попасть туда было бессмысленно. На всех переходах полно вооружённой охраны, и Алабуга даже не собирался пытаться. Его шанс был в другом, и он твёрдо намеревался придерживаться первоначального плана.
Он знал Арсенал как свои пять пальцев и без особых проблем добрался до лестницы на крышу. Дождался смены, подождал, пока, по его расчётам, стрелки расставятся на позициях, и выскользнул наверх.
Уже стемнело. Стрелки стояли на позициях через каждые десять метров, облокотившись о парапет и внимательно следя за происходящим на площади. Перед каждым лежал лук и колчан со стрелами.
Алабуга спрятался за высокой кирпичной трубой и, в свою очередь, стал следить за стрелками. Он знал: они взведут луки, как только на площади станет происходить что-то интересное. Не раньше.
Ждать пришлось долго. Он насчитал три смены караула, прежде чем внизу что-то началось.
Старшина негромко скомандовал, лучники достали стрелы и неторопливо положили на тетивы. Алабуга подобрался, готовясь к броску.
Теперь всё зависело от везения. У него несколько секунд, шансов на вторую попытку не будет. Он должен успеть, пока всё внимание стрелков занято происходящим на площади.
Ближайший к нему лучник напрягся, поднял лук и медленно натянул тетиву. То же проделали остальные. Алабуга бесшумно метнулся к стрелку, правой рукой перехватил лук со стрелой, а левой зажал рот и рывком свернул шею.
Он стремительно и беззвучно уложил бесчувственного стрелка за парапет, и занял его место, накинув на себя сдёрнутую с парня шапку. Остальные смотрели вниз и, кажется, ничего не заметили. Он вскинул лук и тоже всмотрелся вниз.
Дворцовая площадь, оцепленная по периметру гвардейцами, была пуста, но на крыльце толпились люди. Алабуга сразу узнал возмужавшего Ивана, узнал Ферзя, Лику, Коломну. Были ещё какие-то люди, кажется, даже ребятишки. Ему уже было не до них.
Колдунья, погубившая царя, погубившая его жизнь и жизнь многих других, включая царевича, была почти так же хороша и молода, как когда он видел её в последний раз. Она стояла без шапки, и ветер трепал её тёмные стриженые волосы.
Алабуга не думал, что может ненавидеть Марью сильнее, но, увидев её сейчас, почувствовал, как задыхается от бешенства. Эта ведьма… эта хитрая властная стерва… цвела и правила здесь… в его городе… пока он сходил с ума в её тюрьме! Она убила Василия… заняла его трон… подчинила себе царевича. О, он знает, что у неё на уме, знает, что она хочет сделать с Иваном! Он не позволит ей этого! Она должна умереть!
Ведьма потянула с правой руки перчатку. Надо было бить, пока она не расчехлила своё главное оружие, свой колдовской камень. Пока она беззащитна.
Алабуга спустил тетиву. Он знал, что ведьма уже мертва. Он никогда не промахивался.
* * *
У Ольги дрожали пальцы. Они уже час, как вернулись, но сестра всё никак не могла отойти. Снятие Запрета далось ей не сильно легче, чем изгнание брата, притом что на этот раз не надо было преодолевать сопротивление живого человека. Требовалось всего лишь вытянуть обратно энергию заклятия. И даже это порядком их измотало – всех, не только Ольгу.
Она внешне держалась, не позволяла, в отличие от сестры, трястись рукам. Но внутри у неё тоже всё дрожало. И от перегрузки снятия Запрета, и от нервного ожидания предстоящего. Мороз выглядел хмуро-удовлетворённым, Соловей – напряжённо. Оба справились со снятием Запрета, помогли хорошо, не халтуря. Но полночного дела они ожидали в разном настроении.
Мороз ждал возможности расправиться с убийцей дочери. Он не смог этого сделать тогда, в прошлый раз. У него не было возможности. И сейчас он не был намерен упускать свой шанс. Восстановление высшей справедливости и спасение мира от безусловного зла очень хорошо совпадали с его личной местью. Мороз был спокоен и по возвращении деловито удалился к себе отдохнуть перед вторым заклятием.
В отличие от Мороза, Соловей был смутен. Он не возникал со своими вопросами и не досаждал предложениями, но она видела – Соловей до сих пор не смирился с тем, что ему предстоит. Только одно могло заставить его пойти на это, и Марья почти уже начала проникаться подобием благодарности к разбойнику, готовым ради неё убить лучшего друга.
Они поужинали с сестрой вдвоём. Не пустили никого – ни детей, ни Соловья, ни Ивана. Ей нужно было успокоиться и собраться, а Ольга просто не была готова поддерживать посторонние разговоры. Как и Соловей, она до сих пор не могла смириться, но ей хотя бы не придётся участвовать в деле. Как и договаривались, у Большого Лонгира её заменит Сирин. Уж вот кто хочет убить Кощея едва ли не больше Мороза!
– Маш, можно я останусь здесь? – Ольга просительно подняла на неё глаза. – Я не смогу даже быть там, ты знаешь. Это выше моих сил.
Сидели вдвоём в малой столовой, где утром Ольга завтракала с детьми. Пили зелёный чай. Наташа убрала остатки ужина и тихо исчезла. Потрескивали свечи.
Марья посмотрела на сестру и ощутила странную смесь умиления и раздражения. Как это мило, что сестра не может себя даже заставить смотреть на убийство брата! Хотя согласилась, что это необходимо, и только бы вот лишь ей не участвовать. В этом она вся!
– В условиях чётко указано – в Волхове не должно оставаться волшебников, когда мы проводим Обмен, – ответила Марья.
– Но…
– Но для тебя я сделала исключение.
– Правда?! – недоверчиво-испуганно вскинулась Ольга. – Как? Когда?
– Когда связывалась с Еленой насчёт Велизария. Объяснила, что ты нам там в полночь не нужна и от тебя будет больше вреда, чем пользы. Елена согласилась, но потребовала, чтобы ты сдала перстень. Саур должен убедиться, что город всё равно беззащитен.
– Ох! – Ольга вздохнула, заколебавшись. – Ну, если так надо… А это прям вот необходимо?
– Оля, в полночь Кощея не станет, а с ним и его тварей. Ты ничем не рискуешь. Но до полуночи не надо давать им никакого повода.
– Да… – Ольга страдальчески наморщилась. – Да, наверное…
Она сняла перстень, протянула через стол. Марья усмехнулась, взяла, допила чай.
– Как всё дошло до такого? – прошептала Ольга, отворачиваясь. – Мы собираемся убить родного брата! И кто мы после этого, Маша?!
Марья промолчала. Она спрятала перстень сестры под широкий, мягкий ремень на поясе, выпрямилась в кресле и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться.
– Помнишь, как он учил меня летать? – Ольга смотрела в тёмное окно и мыслями была явно не здесь. – Он поднимался со мной и ловил, когда я падала. А я всё время падала вначале, помнишь? Однажды он не стал подниматься со мной. Сказал, что…
