Это ей удалось, но тут же по её волосам скользнула вторая стрела и крики вокруг усилились. Закусив губу, Марья просунула руки под мальчика, подняла, тут же со стоном опустив. Он был слишком тяжёл для неё.
– Соловей! – крикнула она с отчаянием.
Соловей отпихнул её, нагнулся, осторожно поднял мальчика и бегом занёс во дворец. Марья не отставала ни на шаг и тут же, у лестницы, наколдовала кушетку. Соловей положил мальчика и ринулся обратно.
– Отошли все! – истерически выкрикнула Марья, вскинув руки и не давая никому приблизиться к кушетке. К лестнице уже подбегали остальные. Бросились в глаза отчаянно-испуганные лица Яны с Олегом, но даже до них ей сейчас не было дела.
Коломна расставил руки и задержал всех метрах в пяти от кушетки. Кроме него, все остальные мужчины были снаружи.
Марья повернулась к мальчику. Затаив дыхание, она провела пальцами по краям раны и очистила её от крови. Потом медленно, со всей возможной осторожностью, просунула палец внутрь и, похолодев, поняла, что сердце уже не бьётся.
Ребром ладони Марья провела по линии раны, разведя кожу и раздвинув грудную клетку. Нужно было понять, от чего встало сердце – от болевого шока или непосредственно от раны?
Марья молила, чтобы от шока, но сбылись её худшие опасения. Рана была прямо в сердце и рана сквозная. Сердце встало в ту же секунду, как было пронзено; его не спас бы даже Кощей.
Марья тяжело дышала, отказываясь принимать увиденное. Она накрывала ладонью неподвижное маленькое сердце и усилием воли, понимая уже, что бессмысленно и бесполезно, сшивала, сращивала разорванные ткани. Ничего не получалось – паника и отчаяние мешали ей сосредоточиться.
Она отняла руку. Ладонь была вся в крови, Марья не замечала этого. Она провела рукой по лбу, отбрасывая упавшие пряди, и невидящим, обрезанным взглядом посмотрела на остальных.
Кажется, первой заплакала Ольга. Она бы бросилась к мальчику, но Коломна продолжал удерживать всех перед лестницей, раскинув длинные руки.
Хлопнули тяжёлые входные двери. Во дворец стали заходить Иван, Соловей, Мороз, ещё кто-то. Марья никого не видела; у неё в глазах стоял туман из непролитых слёз.
Она опять повернулась к мальчику. Неужели это всё? Неужели это она не уберегла его, не смогла спасти?! Перед самым концом, когда всё вот-вот должно было закончиться и закончиться хорошо, она потеряла этого ребёнка. Как могло такое случиться? Ведь она же всё предусмотрела!
Кто-то встал рядом с ней и положил на плечо руку. Она даже не сразу поняла кто; у неё словно отключились все чувства и рецепторы. Её всю переполняло одно только отчаяние от непоправимости случившегося и растущая сиротская растерянность от непонимания: что же теперь?
– Марья! – хрипло прошептал Соловей над ухом. – Смотри.
Она сморгнула, намочив ресницы, и подняла на него взгляд. Он кивнул на мальчика. Марья повернулась и тут же закусила палец, едва не закричав.
То, что она так отчаянно и безуспешно пыталась сделать, происходило на её глазах само собой. Разорванная ткань сердца срасталась без всяких усилий и видимых повреждений, раздвинутые рёбра сходились обратно, рана закрывалась мышцами, кожей, и через три-четыре минуты на чистой груди мальчика не было никаких следов выстрела.
Марья смотрела, затаив дыхание и ни о чём не думая. Она не видела, но, кажется, остальные испытывали то же самое – потрясение, недоумение и страстную надежду.
Марья поднесла ладонь к груди мальчика, но заметив, что рука в крови, нетерпеливо отвела её и приложилась ухом. Прошла секунда… две… три… Она ждала, замерев и закрыв глаза.
Первый удар был таким слабым и тихим, что Марья едва услышала. Но вот последовал второй… третий… четвёртый… Марья знала, что это работает сердце, но всё ещё не могла поверить.
Она поверила, как только расправились лёгкие и она услышала вдох. Марья вскинулась и склонилась над лицом мальчика, жадно всматриваясь в розовеющие щёки и трепетавшие ресницы.
– Костя! – тихо позвала она. – Костя, ты как?
Мальчик приоткрыл глаза. Он повёл зрачками, слабо шевельнул губами.
– Не надо! – Марья тут же приложила палец ему ко рту. – Ничего не говори, не напрягайся. Просто моргни, если ты меня понимаешь.
Костя моргнул.
– Драть меня в четыре дырки! – потрясённо выдохнул Соловей. Марья всхлипнула, тут же закрыв рот тыльной стороной ладони.
– Ты помнишь, что случилось?
Костя опять моргнул. Он шевельнул пальцами, попытался приподнять голову.
– Нет, Костя, не надо! – опять попросила Марья. – Лежи, родной, мы сейчас всё устроим.
Она поднялась, обвела блистающим взглядом потрясённые лица, задержалась на Иване, потом на Коломне.
– Коломна, Соловей – берите кушетку и отнесите мальчика в его комнату. Быстро. Но ради Бога, осторожно. Ольга – ты с ними. Я сейчас.
Соловей с дьяком подняли кушетку и быстро поднялись за Ольгой по лестнице. Яна с Олегом, не спрашивая разрешения, ринулись за ними. Марья повернулась к Ивану.
– Так что это было? Кто стрелял?
– Алабуга, – хмуро, но без промедления ответил царевич. – С крыши Арсенала. Стрелки изрешетили его, он упал уже мёртвый.
– Ферзь! – звенящим от напряжения голосом произнесла царица. – Твои люди обеспечивали охрану. Как ты такое допустил?!
– Государыня! – побледневший Ферзь выступил вперёд. – Мы искали его везде. Но я понятия не имел, что он воспользуется…
– Это твоя работа, – жёстко прервала его Марья. – И ты её провалил. Сдай оружие!
Кто-то громко охнул; кажется, это была Кошкина. Марья не стала смотреть.
Ферзь молча вынул саблю.
– Марья! – Иван встал между ней и Ферзём. – Это и мои люди тоже. Если кто и виноват, то я.
– Ты тоже ответишь, не сомневайся! – на этот раз охнула Лика; Марье не нужно было даже поворачиваться. – А пока посади Ферзя и наведи здесь порядок. Глаз не спускай с дворца! – яростно прошипела Марья, поднося палец в засохшей крови к лицу Ивана. – Если что-то случится здесь, пока нас нет, я не посмотрю, что ты мой сын и царевич.
Иван сжал зубы до того, что заходили желваки. Она отвернулась от него к Морозу.
– Мороз…
– Марья, время! – нетерпеливо перебил он.
– Да, знаю. Дай мне пять минут, оценить, в каком состоянии мальчик.
– У нас двадцать минут до полуночи…
– Знаю, Мороз! Мы успеем. Хотите – присоединяйтесь к Муару сейчас или подождите нас пять минут. Я быстро, хорошо?
Мороз нетерпеливо хмурился, Сирин тоже молчала. Марья предпочла засчитать это за согласие и, кивнув в знак благодарности, перенеслась в комнату мальчиков.
Костю уже переложили с кушетки в кровать, сняв сапоги и заботливо укрыв одеялом. Ольга сидела с одной стороны, Яна с Олегом – с другой. Коломна стоял в изножье кровати. Соловей нервно ходил по комнате.
