– Прошлой ночью я анализировала возможные варианты расклада, и у меня кое-что получилось. Мой новый красавец ХЕ-5000 скопирует для тебя материалы, чтобы ты продолжила эту работу. У меня сейчас – консультация с Мирой. Возможно, она поможет сократить список интересующих нас людей. Назначь совещание с нашими друзьями из электронного сыска на одиннадцать.
– А запланированные на сегодня допросы?
– Пусть идут своим чередом. Я вернусь через час, самое позднее – через два. – Ева оттолкнулась от стола и встала. – Если я задержусь, позвони в лабораторию и поторопи яйцеголовых. Пусть они поскорее дадут заключение по наркотикам, которые я нашла у Драко.
– Как себя с ними вести: очаровать или подкупить?
– Послушай, Пибоди, сколько времени ты со мной работаешь?
– Почти год, босс.
Ева направилась к выходу, бросив через плечо:
– Довольно долго. Так, может, пора научиться принимать решения самостоятельно?
В отличие от отдела убийств с бандой необузданных детективов, в царстве доктора Миры царили тишина и уют. Здесь было цивилизованно – Еве казалось, что это самое подходящее слово. Эдакий оазис покоя, особенно если не знаешь, что происходит за дверями комнаты тестирования. Ева знала и поэтому надеялась, что ей больше никогда не доведется переступить ее порог.
Однако кабинет доктора Миры ничем не напоминал темницу комнаты тестирования, где любой человек мог быть в считанные часы деморализован и лишен личности. Мира любила мягкую мебель, предпочитала голубые тона и часто включала запись с успокаивающими звуками неспешного морского прибоя.
Сегодня на ней был трикотажный костюм нежно-зеленого цвета – цвета весенних листьев и надежды. Ее волосы свободно спадали на плечи, лицо отличалось своеобразной красотой, которой Ева не уставала восхищаться. В ушах доктора Миры покачивались две каплевидные жемчужины, еще одна такая же, только побольше, висела на шее, на золотой цепочке.
По мнению Евы, Мира являла собой воплощение грациозной женственности.
– Спасибо, что согласились потратить на меня время, доктор.
– Я испытываю вполне понятный интерес к этому случаю, – ответила Мира, разливая по чашкам чай. – Ведь я тоже свидетель убийства. Представьте, за все годы работы в нью-йоркской полиции со мной такое впервые. Впрочем, Ричард Драко был не убит, Ева. Он был казнен. А это – совсем другое дело.
Хозяйка кабинета села и пододвинула гостье чашку чая, к которому, как они обе знали, Ева даже не притронется. Так бывало каждый раз, когда они здесь встречались.
– Я давно изучаю феномен убийства и убийц, – продолжала Мира. – Я слушаю и анализирую, я составляю психологические портреты. И, будучи врачом, я знаю, понимаю и уважаю смерть. Но когда убийство происходит прямо у тебя на глазах, а ты даже не догадываешься, что оно всамделишное… Признаться, я испытала несколько неприятных минут. Это непросто.
– А я сразу поняла, что совершено убийство.
– Вот видите. – По лицу Миры скользнуло некое подобие улыбки. – Мы смотрим на одни и те же вещи под разными углами зрения.
– Да.
«Угол зрения» Евы очень часто заключался в том, что она стояла над трупом, пачкая ботинки в его крови. Как это она еще тогда, в театре, не приняла в расчет, что они с Мирой воспринимают смерть совершенно по-разному? Она автоматически включила доктора в следственную бригаду и использовала ее так, как ей казалось нужным.
– Простите, я не подумала об этом. Я не дала вам возможности выбора.
– У вас просто не было времени задумываться об этом, – отмахнулась Мира. – Да в тот момент – и у меня тоже. – Она сделала глоток чаю. – Вы практически сразу оказались за кулисами и приступили к работе. Кстати, в какой момент вы поняли, что нож – настоящий?
– Слишком поздно, чтобы успеть предотвратить трагедию. А остальное не имеет значения. Первым делом я принялась опрашивать актеров.
– Да, это преступление насквозь театральное. Способ, режиссура, то, как все рассчитано по времени… – Приступив к анализу происшедшего, Мира снова почувствовала себя уверенно. – Скорее всего мы ищем артиста или того, кто мечтал им стать. С другой стороны, убийство было организовано умно и чисто, а воплощено безукоризненно. Никаких лишних эмоций. Ваш убийца – человек дерзкий и в то же время расчетливый.
– Как по-вашему, во время убийства он присутствовал в театре?
– О да! Увидеть, как все произойдет, – на сцене, в свете юпитеров, на глазах у огромной аудитории – было для него не менее важно, чем смерть Драко. Трепет в предвкушении смерти – и наконец свершившийся акт.
Мира задумалась.
– Преступление было поставлено слишком хорошо, и, я думаю, тут не обошлось без предварительных репетиций. Драко называли одним из величайших актеров нашего времени. Убить его – лишь первый шаг, а второй, не менее важный, – это его заменить, пусть даже такая возможность существовала лишь в мозгу убийцы.
– Значит, по-вашему, в основе убийства лежали профессиональные мотивы?
– Во многом – да. Но и личных мотивов хватало. Между прочим, у актеров грань между профессиональными и личными мотивами часто оказывается весьма призрачной.
– Единственный человек, который значительно выигрывает от смерти Драко в профессиональном плане, это Майкл Проктор, его дублер.
– С точки зрения формальной логики вы правы. Однако на самом деле от такого убийства выигрывают абсолютно все, кто так или иначе связан с этим спектаклем. Пресса поднимает шумиху, имена исполнителей намертво отпечатываются в памяти публики. Разве не об этом мечтает любой актер?
– Не знаю. Я не могу понять людей, которые проводят всю свою жизнь, притворяясь не теми, кто они есть, живя в чужой шкуре.
Мира пожала плечами:
– В этом заключается суть их работы, именно так измеряется уровень их мастерства: может ли актер заставить публику поверить в то, что он – другой человек. Не Джон Смит с женой, тремя детьми и просроченными счетами, а, к примеру, юный Ромео или адмирал Нельсон. Для хороших артистов, посвятивших себя искусству, театра, – больше, чем просто работа. Это образ жизни. И в тот вечер, когда был убит Драко, софиты для всех остальных участников спектакля светили ярче, чем обычно.
– Для участников спектакля – пожалуй. Ну а как насчет зрителей?
– Поскольку на сегодняшний день мы обладаем весьма скудной информацией, я не исключаю, что преступник сидел в зрительном зале. Но в большей степени я все же склоняюсь к тому, что его следует искать поближе к сцене. – Мира отодвинула чашку и положила ладонь на руку Евы. – Вы озабочены из-за Надин?
Ева открыла было рот, но тут же закрыла его, не произнеся ни слова.
– Не смущайтесь. Надин – моя пациентка, и она от меня ничего не скрывает. Мне известно все о том, что произошло между ней и убитым. И в случае необходимости я готова дать профессиональное заключение о том, что она не способна спланировать и осуществить подобное преступление. Если бы Надин захотела наказать Драко, она нашла бы способ сделать это с помощью средств массовой информации. Вот на это она вполне способна.
