Она любила театр так, как не любила в своей жизни ни одного человека. Отмена спектакля стала бы для нее катастрофой. Так что теперь, когда приехала полиция, Элиза решила играть свою роль с достоинством и не говорить ничего лишнего.
Она открыла дверь сама – женщина, обладающая суровой привлекательностью и не скрывающая своего возраста. Ее золотисто-каштановые волосы были тронуты сединой, а вокруг больших оленьих глаз вилась паутинка морщинок. Небольшое крепкое тело Элизы было облачено в тунику, прихваченную поясом на талии, и свободные брюки. Она протянула Еве руку, унизанную кольцами, холодно улыбнулась и отступила назад, давая понять, что незваные гости могут войти.
– Здравствуйте, – сказала она ровным голосом, в котором слышался гранит Новой Англии. – Приятно видеть, что полиция Нью-Йорка не сидит сложа руки.
– Спасибо, что уделили нам время, мисс Ротчайлд.
– У меня не было другого выбора, разве не так?
– Если посчитаете нужным, вы имеете право пригласить своего адвоката.
– Мне это известно. На тот случай, если он мне понадобится, мой адвокат всегда наготове. – Элиза сделала приглашающий жест в сторону гостиной. – Я знакома с вашим мужем, лейтенант. Он – самый привлекательный мужчина из всех, с которыми мне доводилось встречаться. Возможно, он рассказывал вам, что я не хотела соглашаться на роль миссис Плимсолл. Откровенно говоря, я приняла это предложение только потому, что не смогла противиться чарам вашего супруга. – Она опять улыбнулась и, усевшись в кресло с высокой спинкой, положила руки на широкие подлокотники. – Рорк неотразим!
– Так, значит, именно он убедил вас принять участие в постановке?
– Лейтенант, я уверена: вам лучше, чем кому бы то ни было, известно, что Рорк способен уговорить любую женщину на что угодно. Разве не так? – Ее глаза изучающе рассматривали Еву, а затем равнодушно скользнули по Пибоди. – Однако вы, вероятно, пришли ко мне не для того, чтобы обсуждать Рорка. Вас интересует другой человек, также обладавший смертоносной привлекательностью. Хотя, на мой взгляд, Ричарду не хватало обаяния и… скажем так, благородства, присущего вашему мужу.
– У вас был роман с Драко?
Элиза несколько раз моргнула, а потом громко и с удовольствием рассмеялась.
– О, моя дорогая девочка, я даже не знаю, веселиться мне или обижаться. О господи! – Сделав глубокий вдох, Элиза постучала себя по груди, словно застрявший там смех мешал ей дышать. – Должна признаться, Ричард никогда не считал нужным тратить на меня свое драгоценное время. Он считал меня слишком заурядной и непривлекательной с точки зрения секса. И еще – «чересчур умной». Это его слова. Избыток интеллекта у женщины он считал непростительным недостатком.
Элиза помолчала. Со стороны это должно было выглядеть так, будто она наговорила много лишнего и теперь жалеет об этом. Затем она сменила тему.
– Галантность не относилась к числу его достоинств. Он часто позволял себе гадкие шутки относительно моей непривлекательности. Даже в дни нашей молодости я казалась ему слишком неинтересной, ординарной. Я не удивлялась и не обижалась. Мы с ним были одногодки и, следовательно, я была для него слишком стара. Да к тому же хорошо защищена своим персональным панцирем. А Ричард предпочитал девушек помоложе и совсем беззащитных.
– Следовательно, ваши отношения были сугубо профессиональными? – спросила она.
– Можно сказать и так. Разумеется, мы общались. Театральное сообщество – это вообще очень узкий круг, в котором топчутся одни и те же люди, занимаясь кровосмешением – и в прямом, и в переносном смысле. В течение многих лет мы встречались с Ричардом на премьерах, на разных вечеринках… Но мы приходили туда не в качестве парочки, а по отдельности. Нам было просто общаться, поскольку я не интересовала Ричарда в сексуальном плане, и это снимало напряжение.
– Но друзьями вы не были?
– Нет, это слово в данном случае абсолютно неуместно.
– Вспомните день премьеры. Где вы находились во время той сцены, когда Кристина Воул вызывается на суд в качестве свидетеля?
– Я пошла к себе в гримерку, чтобы проверить, в порядке ли грим. Я, как и многие мои коллеги, гримируюсь сама. Потом я вернулась за кулисы. В следующем выходе я должна стоять среди публики в зале суда – вместе с сэром Уилфредом и Дианой – и наблюдать за происходящим.
– Вы с кем-нибудь разговаривали в это время?
– Ну, конечно! За кулисами было полно людей – в основном из обслуживающего персонала, и я наверняка перекинулась с кем-нибудь парой слов. Кроме того, в коридоре мы столкнулись с Карли.
– Столкнулись?
– Да. Я выходила из гримерной, а она как раз направлялась в свою. Причем очень торопилась, словно ей скоро выходить на сцену. Говорили ли мы с ней?
Элиза задумалась, сложив губы трубочкой и устремив взгляд в потолок, словно пыталась вспомнить.
– Вроде бы да. Она, кажется, пожаловалась на Ричарда. Он в очередной раз оскорбил ее, а, надо сказать, Ричард отменно умел это делать. – Элиза говорила, глядя прямо в глаза Евы. – Не могу сказать, что я ей сочувствовала. Она достаточно умная женщина и должна понимать, чем чреват роман с таким человеком, как Ричард Драко. Именно это я сказала и Кеннету перед тем, как выйти на сцену.
– Вы и его видели?
– Да, он расхаживал за кулисами и что-то бормотал себе под нос. Он всегда такой перед выходом. Я даже не уверена, что он меня заметил, а тем более услышал то, что я ему говорила. Кеннет старается не выходить из образа в течение всего спектакля, а по сценарию он полностью игнорирует миссис Пимсолл.
– С кем еще вы общались?
– Ну-у… Ах да, я видела Майкла Проктора. Он стоял за кулисами. Уверена, он мечтал о том дне, когда ему выпадет счастье сыграть Воула. Только, ради бога, не подумайте, будто я считаю, что преступление организовал Проктор. Он такой беспомощный… Боюсь, через год-другой театр раздавит его. В нашем деле необходим крепкий панцирь, а у Майкла его нет.
– А Айрин Мансфилд вы тоже видели?
– Конечно. Она мчалась к себе в гримуборную, после сцены в баре: ей нужно было сменить костюм и перегримироваться. Но, откровенно говоря, лейтенант, если вы хотите знать, кто где находился и чем занимался между двумя заключительными сценами, вам следует обратиться к Квиму. Он – бригадир рабочих сцены. Такой взъерошенный человечек с бегающими глазками, которые тем не менее подмечают абсолютно все. Квим вездесущ.
– Уже нет, – сказала Ева. – Сегодня утром Лайнуса Квима обнаружили повешенным в помещении под сценой.
В первый раз за все время разговора полированная скорлупа Элизы треснула. Она стиснула руки и прижала их к груди.
– Повешенным?! – Несмотря на многолетнюю профессиональную подготовку, ее голос сорвался на этом единственном слове. – Повешенным… – эхом повторила она. – Наверное, это ошибка. Кому понадобилось убивать такого маленького безвредного лягушонка, как Квим?
