– У меня сегодня спектакль: отпевание и похороны Ричарда.
– Вы называете это спектаклем?
– Разумеется. Мне необходимо быть печальной и проливать реки слез, а для этого нужно собраться. Надеюсь, наше представление произведет должное впечатление на репортеров. – Карли сделала приглашающий жест в сторону мягкого зеленого дивана, стоявшего посередине гостиной. – Я могла бы разыграть такой же этюд и для вас, причем довольно убедительно, но это было бы пустой тратой вашего времени и моего таланта. Могу ли я предложить вам кофе?
– Нет. Скажите, вас не пугает то, что вы являетесь одной из подозреваемых в деле об убийстве?
– Абсолютно. Во-первых, потому, что я этого не делала, а во-вторых, потому, что это может оказаться полезным в профессиональном плане. Вдруг когда-нибудь мне придется играть такую же роль на сцене.
Ева подошла к окну и широко раскрыла глаза. Вид, который открывался отсюда на Таймс-сквер, поражал воображение. Внизу, словно жуки, суетились разномастные автомобили, рекламные щиты переливались и подмигивали разноцветным неоном, люди сновали, как муравьи в развороченном муравейнике. В отдалении виднелись готические шпили здания принадлежавшего Рорку театра «Новый Глобус».
– Предположим, вы уже получили такую роль. Какими могли бы быть ваши мотивы?
– Мотивы убийства? – Карли села. Она явно забавлялась этой утренней дуэлью. – Мотивом может являться сочетание гордости, попранного достоинства и желания развлечься.
– И еще – обида?
Ева стремительно обернулась и успела заметить, что лицо Карли выражает страдание. Однако уже в следующую секунду актриса надела на себя маску равнодушия.
– Возможно, и так. Вы хотите знать, ранил ли меня Ричард? Да, ранил. Но я умею зализывать свои раны, лейтенант. Мужчина не заслуживает того, чтобы ради него истекали кровью. По крайней мере – на протяжении длительного времени.
– Вы любили его?
– Было время, когда мне казалось, что я его люблю. Но удивительно, с какой легкостью это чувство перерастает в ненависть! Если бы я захотела убить его, наверное, мне вряд ли удалось бы придумать способ лучше того, с помощью которого это было сделано. Но тут есть одна существенная деталь. Я ни за что не отдала бы честь нанести ему смертельный удар кому-то другому. Заместители в данном случае неуместны. Это лишило бы все… гм… мероприятие его очарования.
– Для вас это – шутки? Вы находите смешным, когда человека лишают жизни насильственным путем?
– А вам хочется, чтобы я изображала безграничную скорбь? Пожалуйста! Поверьте, лейтенант, если вам угодно, я могу разрыдаться огромными и горькими слезами. – Карли по-прежнему улыбалась, но теперь в ее глазах плясали злые огоньки. – Но я не стану этого делать. Я слишком уважаю себя – и вас, кстати, тоже, – чтобы опускаться до такой дешевки. Я просто скажу вам четыре простых слова: Я ЕГО НЕ УБИВАЛА.
– А Лайнус Квим?
Лицо Карли неожиданно разгладилось.
– Я знала его не очень хорошо, но мне жаль, что он умер. Вы наверняка не верите в то, что он убил Ричарда, а потом повесился сам, иначе вас бы здесь не было. Я тоже в это не верю. Это был маленький человечек с вечно кислой мордочкой, и Ричард, думаю, заботил его не больше, чем все остальные актеры. Он воспринимал нас в качестве составных элементов своей работы – как стропила, кулисы, занавес, декорации… Кроме того, смерть через повешение очень мучительна. Это ведь не так, как произошло с Ричардом, верно?
– Да, чтобы повеситься, нужно определенное мужество.
– Я очень боюсь страданий.
«Это первое, что Карли сказала в простоте», – подумала Ева.
– Я полагаю, того, кто помог ему сунуть голову в петлю, это мало волновало, – сказала она. – Вы не боитесь, что на этом дело не кончится, мисс Лэндсдоун? Говорят, несчастья ходят по трое…
Карли защебетала какую-то чепуху, но затем, встретившись взглядом с Евой, осеклась и заговорила серьезно:
– Да, боюсь! Все актеры суеверны, и я не являюсь исключением. Я никогда не свищу в гримерке, я никогда не желаю своему коллеге удачи. Но суеверность не помешает мне вновь выйти на сцену при первой же возможности. Я не позволю произошедшему изменить мою жизнь! Я мечтала стать актрисой с тех пор, как себя помню. И не просто актрисой. – На ее губах расцвела улыбка. – Звездой! Сейчас я на пути к этому, и ничто не заставит меня пойти в обход.
– Реклама, которой явилась смерть Драко, поможет вам осуществить вашу мечту гораздо быстрее, – заметила Ева.
– Совершенно верно. И если вы полагаете, что я не постараюсь извлечь из этого максимум выгоды, значит, вы меня так и не рассмотрели.
– Я вас рассматривала, и очень пристально. – Ева окинула взглядом уютную комнату с чудесным видом из окна. – Для человека, который еще не успел достичь своей цели, вы живете очень и очень неплохо.
– А мне нравится так жить, – вздернула плечами Карли. – Мне повезло с богатыми и щедрыми родителями. Они создали трастовый фонд на мое имя, и я им пользуюсь вовсю. Как я уже сказала, я не привыкла к лишениям. Я не из тех, кто готов ради искусства сидеть на воде и хлебе. Это, однако, не значит, что я лентяйка. Я работаю, и работаю усердно. Мне просто нравится жить в комфорте.
– Драко здесь бывал?
– Раз или два. Он предпочитал встречаться со мной у себя. Видимо, на своей территории он чувствовал себя уверенней – хозяином, что ли.
– А вы знали, что он записывает ваши любовные утехи на видео?
Это был настоящий нокаут. Ева хорошо знала такое состояние и его признаки: глаза Карли расширились от ужаса, а от лица отлила вся кровь. Губы плотно сжались, чтобы сдержать дрожь, однако голос выдал с головой:
– Этого не может быть… Это ложь!
– Уже довольно давно Драко установил в своей спальне записывающую видеотехнику. За этот период у него скопилось немало пикантных пленок, на которых подробно и в различных ракурсах запечатлены его развлечения с разными сексуальными партнерами. Там есть и фильм о вас, записанный в феврале. В нем детально смакуется использование в сексуальных игрищах черного кожаного нижнего белья, специальных приспособлений для садомазохистских забав и…
Карли не выдержала и вскочила с софы.
– Стоп! Я больше не могу это слушать! Вы, кажется, получаете удовольствие, описывая всю эту мерзость?
– Нет. Поверьте мне, совсем наоборот. Вы не знали об этих записях?
– А вы сомневаетесь? Конечно, не знала! – Она опять без сил упала на диван. – Если бы мне все объяснили и предложили принять участие в подобной записи, я бы, может, и согласилась. Ведь это весьма интригующее и возбуждающее чувство – осознавать, что тебя могут увидеть в пикантной ситуации совершенно незнакомые люди, которых ты даже никогда не узнаешь. Однако я ненавижу, когда со мной что-нибудь пытаются делать без моего согласия! Это похоже на фокусы полицейских, которые любят совать свой нос в чужие дела без твоего разрешения. Они обожают делать такие записи, чтобы потом использовать их в своих грязных целях.
