Норман Холенди, исследователь Арктики, несколько десятков лет изучавший инуксуит, описывал их как мнемонические знаки для путешественников. Только на юге Баффиновой Земли он документально зафиксировал восемнадцать разновидностей каменных сооружений, каждую со своим названием и назначением. Алукаррик обозначает место, где убивают оленей, а аулаккут служит для их отпугивания. Некоторые указывают на глубину снега, местоположение кладовой с продуктами, опасный лед, нерестилище или месторождение пирита или мыльного камня. Некоторые охотники складывают целые ограды из инуксуит, чтобы направлять стада северных оленей туда, где уже ждут люди с дротиками. В других инуксуит есть подвешенные кости: на ветру звук от них расходится далеко, и его слышат путники.
Одно из важных предназначений инуксуит – помощь в навигации. Камни сложены таким образом, чтобы указывать кратчайший путь к дому; направление к материку от острова; к объекту, который скрыт за горизонтом; или к местам обитания сезонных животных. Конструкция их может быть самой разной. Тураарут указывает на какой-либо объект, а в ниунгвалирулук есть окно, через которое можно смотреть в сторону далекой цели. Еще одна разновидность инуксуит называется налунаиккутак, что можно перевести как «вселяющий уверенность»
[105]. Холенди писал, что для иннуита «способность к визуализации – умение мысленно нарисовать каждую деталь ландшафта и объекты на нем – очень важна для выживания… Этот навык требует способности запоминать взаимное расположение мест, и в условиях однообразного ландшафта для этого очень полезны инуксуит. Опытные охотники помнят форму всех инуксуит, известных старейшинам, а также их местоположение и причины, по которым их там поставили. Без этих трех важных аспектов сообщение, передаваемое инуксуит, лишено полноты и завершенности»
[106].
Для груд камней инуксуит могут оказаться на удивление долговечны. На севере Баффиновой Земли, в районе Понд-Инлет, археолог из Карлтонского университета Сильвия Леблан изучала цепочку инуксуит – около сотни каменных объектов, отмечавших дорогу от озера к устью залива. Ими, по всей вероятности, пользовались народы всех арктических культур, от предорсетской до культуры Туле и иннуитов. Это десятикилометровое сооружение считается самой протяженной навигационной системой такого рода, и ей не меньше четырех с половиной тысяч лет.
У нас нет Розеттского камня, чтобы расшифровать инуксуит. Каждое сооружение уникально: его сложил человек, который искал подходящие камни, оценивал их форму и вес, а затем соединял, создавая сообщение. Для дешифровки этих сообщений мы должны проникнуть в мысли создателей инуксуит. Куда они шли? Чего хотели? Что пытались сказать с помощью камней? Тауки говорил, что сам он всецело верит в мудрость людей, которые их создали, даже если у него не сразу получается разгадать их намерение. Много раз он прокладывал более удобный маршрут, изучая расположение камней. Другие путешественники рассказывали мне, что вид инуксук успокаивает и вселяет уверенность, даже если инуксук не используется как указатель направления или помощник в охоте. Сооружение из камней сообщает, что здесь уже были люди, хотя бы и сотни лет назад. Один житель Икалуита рассказывал, как они шестнадцать дней ехали на собачьей упряжке из Икалуита в Пангниртунг по маршруту, на котором было почти четыре сотни инуксуит. Другие описывали, как во время снежной бури инуксуит сверхъестественным образом появлялись именно в тот момент, когда люди начинали опасаться, что заблудились.
Пока мы ехали на снегоходе, я время от времени указывала на груду камней и спрашивала Тауки: «Инуксук?» – «Нет, думаю, это просто камни», – вежливо отвечал он. Определить разницу между творением человеческого разума и работой сил природы – ветра, снега, физики, случайности и времени, которые создавали свои причудливые формы, например большой камень, балансировавший на маленьком, – оказалось труднее, чем я думала. Отличить простой инуксук от творения природы помогали попытки увидеть в ландшафте признаки человеческой изобретательности – едва заметные, рациональные, необычные.
Тауки не видел куропаток, но был полон решимости подстрелить пару-тройку, так что мы двигались все дальше на восток, от берега вглубь континента, вдоль долин, которые тянулись с севера на юг к заливу, и пристально всматривались в склоны холмов – не мелькнут ли там белые крылья. Дважды я вскрикивала: «Куропатка!» – но через секунду понимала, что видела огромные крылья полярной совы, которая тоже охотилась, планируя у самой земли. «Теперь понятно, почему мы не видим птиц», – разочарованно сказал Тауки. Меня охватило волнение. Я заметила пролетевшую перед нами пуночку и вспомнила рассказ Гарольда Гатти – о том, как полярный исследователь восхищался своими спутниками, которые во время путешествия по Гренландии нашли в густом тумане дорогу домой, узнав песню самца пуночки.
Ближе к вечеру мы остановились в долине, чтобы перекусить. Снег здесь уже начал таять, и по тундре бежали ручейки свежей воды. Мы устроились на мягкой подстилке из кустиков водяники, сорвали несколько пурпурных ягодок, пропитанных влагой. Неподалеку находился старый круг от шатра: камни, оставленные предыдущими поколениями иннуитов. Мы разговорились о Тауки. Он был в главной группе охотников Икалуита, для которых охота не просто развлечение в выходные дни, а средство к существованию, образ жизни и ежедневное соприкосновение с традициями иннуитов. Но сегодня трудно зарабатывать на жизнь охотой. Добытые животные традиционно рассматривались как дар, который получает охотник в зависимости от своего умения и упорства. Мясо является собственностью общины, а не отдельного человека, и зачастую охотники содержат стариков и родственников, бесплатно раздавая свежее тюленье мясо и рыбу. Делясь мясом, а не продавая его, охотники вынуждены жить на пособие или устраиваться на работу, сокращая время охоты; в результате нехватка традиционных продуктов в Нунавуте называлась одной из причин постоянной продовольственной нестабильности региона.
«В наши дни охотники привозят добычу и просто раздают ее. Это замечательно, только вот не создает устойчивой экономической цепочки, – говорит Уилл Хиндман, консультант департамента экономического развития и транспорта Нунавута. – В прошлом тоже раздавали добычу, но часть ее шла на корм собакам, а материалы использовались для новой охоты. А теперь… возвращаешься, и у тебя почти полтора центнера рыбы, но ты не можешь починить свой снегоход… У всех самых лучших охотников самое плохое снаряжение. Это тяжело, потому что охотой невозможно заработать на жизнь»
[107]. По некоторым признакам, продаже мяса за наличные противятся все меньше. Кстати, в Facebook есть группа Iqaluit Swap/Share с 20 тысячами подписчиков, в которой часто предлагают мясо на продажу – наряду с детской одеждой ручной работы и подержанным оборудованием.
