Но могут ли культурные практики и знания в области навигации коренных народов быть главным орудием борьбы с климатическими изменениями? Маклеман пишет, что скотоводческие культуры, от Центральной Азии до Лапландии и Сахары, на протяжении многих поколений ведут кочевой образ жизни. У австралийских аборигенов, иннуитов и коренных народов Северной Америки мобильность и миграция – неотъемлемая часть культурных практик и взаимоотношений с природой. Чему можно научиться у тех, для кого мобильность и миграция – часть идентичности, у тех, кто обладает навыками, позволяющими выживать и путешествовать по суше и морю, рассчитывая только на себя? Профессор Колумбийского университета Рафис Абазов писал, что современному миру есть чему учиться у кочевых культур, в том числе отношению к Другому, потому что исследование непохожести и получение от чужаков сведений о земле, лежащей за горизонтом, очень важны для кочевого образа жизни. По крайней мере, коренные народы, похоже, могут многое предложить научному сообществу, если признать их традиции и методы накопления и синтезирования знаний столь же правомерными.
Организация IPCCA («Инициатива по оценке изменения климата в биокультуре коренных народов») утверждает, что для адаптации к современным условиям знания, опыт, мудрость и взгляды коренных народов нуждаются в научном подтверждении. Во всем Южно-Тихоокеанском регионе возрождение традиционной навигации все чаще рассматривается как мощный ответ на угрозу климатических изменений и на конкретные технологические и экономические процессы, которые служат их причиной. Республика Маршалловы Острова стала первым государством региона, решившим к 2030 г. почти на 27 % сократить вредные выбросы от транспорта. Некоммерческий фонд Okeanos Foundation намерен создать на Тихом океане новую транспортную систему, используя сочетания традиционных каноэ, биотоплива и солнечной энергетики, чтобы избавить жителей Океании от зависимости от ископаемого топлива, которое создает угрозу затопления их странам. Общества морских путешествий, негосударственные и некоммерческие организации, школы и общины – все они признали, что традиционные знания и навигация могут быть важными аспектами экологически устойчивого будущего, свободного от ископаемого топлива.
В Южно-Тихоокеанском университете на острове Вити-Леву на Фиджи я посетила офис Исследовательской программы экологического морского транспорта (Sustainable Sea Transport Research Programme) и познакомилась с ее директором, Питером Наттеллом. Программа посвящена разработке транспортных решений с минимальным использованием углеродного топлива, в том числе применению традиционных для Фиджи методов мореплавания к международным коммерческим морским перевозкам, чтобы избавить регион от зависимости от ископаемого топлива. Морской транспорт занимает шестое место по уровню выбросов парниковых газов, и Наттелл считает, что строительство флота из парусных катамаранов поможет создать безуглеродную альтернативу, способную перестроить экономику таким образом, чтобы поддержать традиции и навыки коренных народов. «Современный транспорт, особенно внутренний, все больше становится экологически опасным и никак не связан с богатым историческим и, по всей видимости, экологически чистым наследием технологии строительства судов и мореплавания Тихоокеанского региона», – писал он
[244]. Альтернативный взгляд Наттелла состоит в том, что противостояние угрозе климатических изменений и повышения уровня моря в Океании – это дело самой Океании. Но претворение в жизнь его идеи зависит от возрождения почти исчезнувшей традиции постройки каноэ, и именно это привело меня сюда: я собиралась посетить последнюю деревню на Фиджи, жители которой еще помнят, как строить традиционные лодки, тамакау, а также управлять ими и прокладывать путь в океане.
Найти эту деревню Наттеллу помогла какая-то сверхъестественная интуиция. Уроженец Новой Зеландии, Наттелл любил называть себя старым брюзгливым новозеландским моряком. Его общность с жителями Фиджи коренится в глубоком восхищении их мореходными традициями и в любви к океану, который был связующим звеном, посредником между людьми и Богом, между людьми и окружающей средой, между культурами. Морские суда были вершиной достижений общества. Последним рубежом обороны. Их конструкция и функциональность радикально отличались от любой континентальной парадигмы. Их окончательная форма была подобна дзен: максимум простоты, затраты минимальны. Проектированием и постройкой судов на суше занимались не ремесленники, а сами мореходы, которые в перерывах между путешествиями выполняли работу кораблестроителей. Их суда были продуктом культур, не знавших металла, плавание и ходьба были в равной степени важны, а первостепенной задачей считалось выживание на море, а не на суше
[245].
Наттелл знал, что Фиджи некогда были частью политической и торговой сети, которая охватывала большую часть Центральной Океании и существовала благодаря большим флотам судов, построенных на островах. Несколько десятилетий Наттелл просто не мог найти сохранившихся свидетельств великого мореходного прошлого Фиджи – ни традиционных каноэ, ни людей, которые умели их строить. Теперь лишь немногие мореплаватели рисковали удаляться за пределы видимости острова или рифа; на смену парусу пришли навесные моторы, а для экономии денег и топлива лодки плавали кратчайшим курсом, независимо от ветров и течений, а также без использования природных ориентиров. Дальние маршруты между островами чаще всего обслуживали паромы, и на некоторые острова они заходили редко или вообще не заходили. Единственным сохранившимся друа оставался «Рату Финау», катамаран, построенный в 1913 г. и в настоящее время хранящийся в Музее Фиджи всего в нескольких километрах от того места, где мы с Наттеллом сидели во время нашей встречи. Однажды он нашел маленький брошенный друа в деревне на острове Кандаву, но никто не знал истории этого судна. В 2006 г. он видел несколько тамакау на фестивале искусств, но не смог проследить, куда направлялись каноэ – они в буквальном смысле исчезли. Поиски в библиотеках и музеях тоже ни к чему не привели. «Судя по всему, культура друа уже принадлежит истории, она – музейный артефакт», – писал он
[246]. Ему казалось, что живые мореходные традиции практически уничтожены и от них остались только разрозненные и неполные архивные записи да горстка черно-белых фотографий.
Затем, в 2009 г., случилось чудо. Однажды вечером, когда Наттелл стоял на якоре в заливе Лаукала недалеко от Южно-Тихоокеанского университета, в лучах заходящего солнца на горизонте появился лака, традиционный парус. Вот как Наттелл описывает события того вечера: «Я взял сынишек, прыгнул в шлюпку и поспешил на перехват. Когда мы встретились, смеющиеся моряки, явно с острова Лауа, подняли мальчиков со шлюпки на борт большого тамакау с потрепанным и заплатанным парусом. “Маи, маи лакомаи – эй, каиваи, пошли пить каву”, – поддразнивали они, обогнав меня и скрывшись в зарослях мангров у илистого ручья, в той части берега, которую я всегда считал необитаемой»
[247]. Всю ночь, до самого рассвета, Наттелл провел в деревне Корову, впервые беседуя с жителями Фиджи, которые не только плавали на тамакау, но и были последними из островитян, умевшими строить такие суда. Они хвастались, что никогда не пользовались навесными моторами. То, что Наттелл нашел эту деревню мореплавателей, было настоящим чудом, но сам факт, что носители древних традиций живут на никому не известном клочке земли в тени столицы Фиджи – это очень трагично.
