Точно так же, как изобретение колеса, автомобиля, поезда и самолета, технологии, подобные Hyperloop, и коммерческий космический транспорт будущего приведут к перестройке всей экономики и транспортных схем. Они могут изменить и человеческое мышление – как изменили его изобретение карты, взгляд с самолета или фотографии Земли из космоса. Впрочем, пассажир самолета, поезда и даже беспилотного автомобиля не лишен точки обзора – окна, в которое он может смотреть. Hyperloop обещает путешествие внутри рулона туалетной бумаги, без какой-либо связи с окружающим миром или напоминания о нашем теле, перемещающемся в пространстве, времени и жизни. Чего мы можем лишиться, отказавшись от вида из окна? Пилот гражданской авиации Марк Ванхунакер в своей книге «В полете: мир глазами пилота» так описывает ощущения пассажира у иллюминатора самолета: «…в полете наши мысли приобретают какую-то особую грацию. Каковы отношения единицы и множества? А времени и пространства? Как настоящее выступает из прошлого, подобно огням людских жилищ, выступающим из ночной тьмы? Ответы на философские вопросы нигде не видны так отчетливо, как в самолетном окошке»
[260]. Но возможно, в будущем наш взор обратится только внутрь, даже когда мы будем странствовать по виртуальным мирам собственного сочинения.
Если оглянуться на технологические устремления в XX в., то многие из них были направлены на то, чтобы облегчить доступ к миру, доставить людей дальше и быстрее, причем с минимально возможными усилиями с их стороны. И некоторые уже изначально тревожились о том, как это повлияет на наши души. В 1948 г. Энн Линдберг, совершив перелет коммерческим рейсом из Америки в Европу, делилась впечатлениями на страницах журнала Harper’s Magazine; она писала, что путешествие на самолете создавало у пассажиров иллюзию невероятного могущества и свободы. Они могли видеть землю под собой, отделенные от нее, «спокойные, сытые, надменные гордецы»
[261]. Самолеты уменьшили земной шар, усилили наше ощущение власти над ним. За несколько лет до Линдберг Уэнделл Уилки писал, что «больше нет удаленных мест; мир мал и мир един»
[262]. Примерно в это же время Генри Люс предложил свое видение американского глобализма, который мог бы стать девизом современного привилегированного класса путешественников: мы имеем «право плавать на наших кораблях и летать на наших трансокеанских самолетах куда хотим, когда хотим и как хотим»
[263].
Наш любовный роман со скоростью длится уже долго. Футурист Филиппо Маринетти писал в 1909 г.: «Великолепие жизни обогатилось новой красотой – красотой скорости»
[264]. В 1902 г. один из авторов журнала Aeronautical World с восторгом писал: «…когда скорость воздушных перелетов достигнет нескольких миль в минуту, человек будет способен практически уничтожить пространство, обогнуть земной шар и исследовать всю его поверхность самостоятельно и с легкостью, в полной мере и без лишних затрат; он сможет совершить путешествие с одного полюса на другой или туда, куда ему вздумается, не связанный никакими ограничениями»
[265]. Когда в январе 1976 г. свой первый полет совершил «Конкорд», это стало вершиной человеческих достижений в области путешествий: мы могли перемещаться со сверхзвуковой скоростью и в то же время пить шампанское. Чарльз Линдберг, муж Энн Морроу, умерший за два года до полета «Конкорда», предсказывал, что совершенствование машин изолирует человека от природных стихий. «“Стратосферные” самолеты будущего пролетят над океаном так, что мы не ощутим внизу никакой воды, – писал он в предисловии к книге своей жены «Слушай! Это ветер» (Listen! The Wind). – Путник, летящий по воздуху, ощутит лишь одно – дрожь двигателей. Ветер, жара и лунный свет – все это будет безразлично трансатлантическому пассажиру»
[266].
Времена, когда полет на самолете ассоциировался с металлом, горением, температурой, горизонтом и физикой, теперь кажутся столь же далекими, как скрип тележных колес или вода из колонки с ручной помпой. Мы больше чем когда-либо жаждем технологий, которые предлагают нам все более быстрые, экономящие время и изолирующие от пространства путешествия, – мы желаем не машину, а уютное одеяло, защищающее от непредсказуемого мира за пределами нашей головы.
Время – экономия времени, управление временем, максимизация времени, бегство от времени, обращение времени вспять, – представляется мне одной из главных забот современной жизни и, следовательно, мерилом, которым мы оцениваем качество нашего путешествия: насколько оно быстрое, насколько легко нам отвлечься от средства передвижения и самого процесса, от сжигания топлива, а также от людей и мест, над которыми мы пролетаем. «Мы продаем не транспортные услуги, мы продаем время», – обещает Hyperloop
[267]. Возможно, интернет уже олицетворяет это достижение, позволяя вообще избавиться от необходимости путешествовать. Изобретатель телефона Александр Грейам Белл предсказывал, что настанет день, когда мы сможем увидеть человека, с которым говорим по телефону. И сегодня мы наслаждаемся этим чудом мгновенной связи с помощью своих смартфонов и компьютеров. Оптоволоконные кабели и спутники позволяют объединить весь мир. Однако я считаю показательным, что, хотя Всемирная паутина избавляет нас от необходимости физически перемещаться из одного места в другое, мы по-прежнему метафорически именуем «навигацией» выход в режим онлайн. Столкнувшись с виртуальным пространством, мы стремимся структурировать его как реальное и описываем сеть как место, по которому перемещаемся, даже несмотря на то, что никакого подобного места не существует. Мы ищем контент, перемещаемся вперед и назад по сайтам, которые посещаем. Значок интернет-браузера Safari представляет собой компас.
