Радко хотел возразить, да опять стало больно и тяжко в груди. Душевная усталость и тоска навалились с такой силой, что стало трудно дышать. Прежде ему временами казалось, что дела у него не так уж и плохи. Наоборот, кто-то, может, и позавидовал бы: две красавицы, обе в нем души не чают… Но тут вдруг почти зримо привиделось, как его рвут в разные стороны, вцепившись зубами, словно собаки кость: дергают, скалятся, рычат, пока кость с треском не ломится пополам…
«Беги, спасай жизнь!»
Слова нойды, от которых Радко отмахнулся у озера, вдруг со всей ясностью дошли до его сознания.
«А колдун-то, пожалуй, был прав», – успел подумать он.
– Дымом пахнет, – вдруг напряженно проговорила оадзь.
Она обернулась, вытянула шею и принюхалась, как лесной зверь.
– Огонь! – воскликнул Радко.
Где-то далеко в небо рвался подсвеченный огнём столп дыма. Сонмы искр неслись в тёмные облака.
Оадзь вдруг пронзительно завизжала и кинулась через выгон к лесу.
Радко, лишь миг промедлив, перескочил через изгородь и побежал следом.
Глава 4. Поделен полюбовно
Велена стояла и хищно глядела на избушку без окон. В руках она держала горящий смоляной факел, за спиной висел большой берестяной кузов. Она огляделась, чтобы убедиться, что рядом нет чужеземца-колдуна. Велена опасалась, что чужак попытается помешать ей. Он, похоже, заодно с болотной нечистью…
Но берег озера был темен и молчалив. Рыбачья лодка лежала на песке кверху днищем. Небо быстро затягивали низкие облака. Одно хорошо – дождь не пошел…
Велена отворила дверь избушки. Изнутри сильно пахнуло болотной гнилью.
– Ах, Радко, что ты здесь устроил! – пробормотала Велена, при мигающем свете факела внимательно оглядывая сырую каморку. Глаза ее вспыхнули при виде темной кучи в дальнем углу, откуда гнилью пахло особенно сильно. – Что там за дрянь, мокрые сети, что ли? Под ними небось лягушке хорошо спится… Надо бы избушку твою протопить, да ветошь просушить…
За спиной Велены громко плеснула вода. Женщина резко развернулась, выставив перед собой факел.
– А ты что здесь делаешь, болотная тварь? – прищурилась она, вглядываясь в стоящую прямо на воде тень. – Я думала ты в самую грязь забилась, раны зализывать… Погоди-ка… Или это не ты?
Перед ней маячила бледная, красивая женщина с длинными черными волосами. Казалось, она стоит прямо на плавающих по воде листьях кувшинок. На этом сходство с Ивушкой заканчивалось. Глаза незнакомки светились бледным синим светом. В воде под босыми ступнями разливалось голубоватое сияние.
– Ты кто? – Велена свела брови и ткнула в сторону призрачной женщины факелом. – Да будь ты сама Морана, я не отступлюсь!
Та склонила голову, явно любуясь Веленой.
– Хочешь получить своего мужа на веки вечные? – спросила она нежным, чарующим голосом. – И чтобы оадзь нынче же сгинула?
– Конечно хочу, – оскалилась Велена. – Думаешь, зачем я сюда пришла?
– Тогда выслушай меня…
– И не подумаю. Кыш отсюда, кикимора!
– Ты просто не знаешь, кто я, – отозвалась болотница. – Я могу тебе отдать не только Радко. Все, что пожелаешь…
– А взамен что?
– Другая бы сказала – мне ради любимого ничего не жалко, – вкрадчиво проговорила нечисть.
– Никого, – поправила Велена.
Призрачная женщина расхохоталась.
– Я гляжу, мы с тобой столкуемся! Так что, примешь мою помощь?
– Нет, – резко ответил Велена. – Не знаю кто ты, и знать не хочу. Радко связался с упырихой, и вон что с ним стало. А лягушка… с ней я и сама справлюсь, тут мне помощники не требуются!
Женщина сделала по воде шаг вперед и вдруг оказалась прямо рядом с Веленой. Та с изумлением глядела, как пламя ее факела тускнеет, гаснет, становится бледным и совсем не горячим… Зато яркие синие глаза, казалось, прожигали ей душу до самого дна.
– Я могу и так тебя забрать, – прошептал нежный голос. – Поломать твою волю, выесть изнутри… Да только зачем мне еще одна пустая шкура?
Велене было очень страшно, но она не отводила взгляда.
«Ты, может, и сильна колдовством, хитрая нечисть, да я духом сильнее. Уж не знаю, чего хочешь ты – но я-то очень хорошо знаю, чего хочу, и никто меня с пути не собьет! Ноги сломают – поползу, руки оторвут – зубами брошу факел! Убьешь – вернусь мстящим призраком. Никто не встанет между мной и Радко!»
Синеглазая кикимора вдруг рассмеялась и снова одним шагом оказалась в отдалении, над водой. Факел затрещал и вспыхнул, наливаясь жаром и светом.
– Что ж, твой выбор… А все-таки жаль, – вздохнула призрачная красавица, бледнея и растворяясь в ночной тьме. – Ты бы подошла…
Когда свечение воды окончательно погасло, Велена вернулась в избушку и принялась за дело. Высыпала из короба кучу бересты прямо на мокрые сети, разбросала по полу, ударила кресалом по кремню. Яркие искры посыпались на бересту. Вот тонкий край вспыхнул, скручиваясь, от него тут же занялись другие полоски. Пламя взметнулось к стропилам, поджигая развешанные пучки трав, запахло едким дымом. Велена, кашляя, бросила кузов и факел в разгорающийся костер и выскочила наружу.
Из темного озера на нее глядели бледные круглые глаза, в них отражалось пламя. Черные гладкие головы едва торчали над водой, кружком собравшись неподалеку от берега.
Велена было вздрогнула, но потом жутковато улыбнулась:
– А вот и детки явились! Идите в избушку, небось замерзли? Погрейтесь! Сейчас там будет тепло-о-о!
Головастики молча глядели из воды, не делая даже попытки приблизиться. Огонь смертельно пугал их, и Велена отлично об этом знала.
За дверью уже заметно полыхало, озаряя не видавшее света сырое нутро избы. Из-под стропил крыши в небо струйками потянулся дым.
– Гори, гори ясно! – воскликнула Велена, радостно хохоча.
Горела изба, горели сети. И где-то под ними скрючиваясь и чернея, тлела лягушачья шкурка.
* * *
Радко, задыхаясь, бежал через лес. Перед глазами расплывались круги, горло горело, под ноги как нарочно попадались кочки и корни. В прежние времена он давно бы уже добежал до берега, но теперь, ослабший, еле волочил ноги. Он видел, что не успевает. Избушка горела, и ему казалось, что это сгорает его душа. Там, под сетями, надежно уберегаемый от смертельных прикосновений солнца, хранился залог жизни его любимой Ивушки. Спрятав лягушачью шкурку в их общем доме, оадзь тем самым вручила ему свою жизнь. Она сама ему рассказала, уже давно: если уничтожить кожу, она тоже умрет в муках, иссохнет заживо. «Едва солнце взойдет – стану мертвыми костями, обтянутыми сморщенной кожей…»
Ноги путались в траве и папоротниках. Радко еле выдрался из них, выскочил наконец на берег. Из двери избы валил густой черный дым, перемешанный с искрами. Сквозь моховую крышу то и дело вырывались в небо языки пламени.
