* * *
В предверии Нового Года я очутился в знакомой комнате общаги, среди кинутых на пол зимних комбинезонов, полушубков, сапог, унтов, валенок, спешно меняемых на парадные шинели, выглаженные брюки, начищенные до зеркального блеска ботинки.
— Куда идещь встречать? — Крикнул начфин дивизионного медсанбата, холостяк одного со мной возраста.
— Куда пригласят, туда и пойду. Ни к кому еще не прибился.
— Что имеешь?
— Коньяк, канистру пива, благородные сигареты…
— У, голубая кость! Пиво! Всегда вы около пива первые. Ладно. Подходит. Пошли со мной. Компания класс. Будут сестрички из Борзинского госпиталя. Девицы приятные во всех отношениях. Погуляем!
Летчикам завидовали черной завистью. Пиво доставалось нам действительно чаще чем другим. Все было предельно просто. Наш КПП был ближе всех к повороту дороги по которому только и могла пройти цистерна с пивом. Завидя ее вертолетчики не скаредничали. Сразу скидывались и посылали за пивом прапорщика Дашука на автоцистерне ГАЗ-66. По другим делам ее и не гоняли, держали в чистоте и порядке, заправленной и готовой к решительному броску. Пиво закачивали прямо из автобочки, не торгуясь и не мелочась. Потом честно делили на всех. Я использовал под пиво хорошенькие аллюминивые канистры. Предпологалось хранить в них дисцилированную воду для электролита. Но для воды, вот она проза жизни, вполне подходили трехлитровые, закрытые полиэтиленовыми крышками, стекляные банки из под консервированных помидоров, получаемых в продпайке. Пиво было дефицитом наравне с водкой. Но в отличие от сорокаградусной за него не прокалывали шин и не устраивали скандалов. Пива просто на всех и всегда не хватало. Человека с пивом радушно принимали с распростертыми объятиями в любой компании.
Мы с начфином оделись и вышли в неожиданно тихую, ясную, новогоднюю ночь. Ветра не было, но мороз щипал щеки, пробирал до костей через франтовские ботиночки, носочки, приталенные шинелочки. Бодрой рысцой проскочили мы к старым домам офицерского состава, где поселяли теперь в основном вольнонаемных, двухгодичников и другую, не самую важную, публику. Заскочили в подъезд и на одном дыхании взлетели на второй последний этаж. Вовремя, еще минута и могли окончательно окоченеть.
Дверь открылась, выпустив облако пара, и мы рухнули в теплое, светлое, пахнущее запахами праздничной кухни нутро квартиры. Здесь нам были рады. В двухкомнатной квартире обитали медсестрички гарнизонного госпиталя и приехавшие к ним на праздники подружки из Борзи и Даурии.
Девушки, выпускницы медучилищ, нарядились в лучшие наряды. Яркие шелковые цветастые платья, туфли на шпильках, капроновые чулки. Завитые волосы и щедро накрашенные губы. Оживленные, раскрасневшиеся, хорошенькие, чем-то неуловимо похожие друг на дружку, они представлялись нам, перебивая и одергивая одна другую, хихикая, теребя и смущаяясь. От такого напора я не запомнил и половины имен. В голове перемешались Шуры, Вали, Нади, Гали, Наташи, Тамары. Кто есть кто, не разберешь.
— Не старайся запомнить. Они все на один лад. — Начфин явно был своим в этой компании. — Их задача проста — окольцевать нас. Наша еще проще — перетрахать кого сможем и успеем.
— Так сразу? Мы ведь еще и не знакомы. Да и с виду совсем еще девчонки.
— А чего ты думаешь они сюда собрались? Общаться и стихи читать под елочкой? Зелен ты старшой. Они вылетели из под родительского крылышка и пустились в разгон, наверстывают упущенное. Да они тебе такую фору дадут… Сам увидешь.
Мы пришли первыми. Личного состава за обоими не числилось, за солдатиков не отвечали, день — праздничный, время не поджимало. Девушки заставили нас снять кителя и галстуки, повязали ситцевыми фартушками. Сначала помогали хозяйкам готовить винегреты, резать калбасу и хлеб, вскрывать консервные банки, чистить лук. Ох уж этот лук. Его прислали одной из девчонок аж из далекого Крыма. Тяжелые, темно-синие, чуть приплюснутые луковицы резались на ровные диски, распадающиеся в свою очередь на сочные, пахучие полукружия. От лука щипало глаза, наворачивались слезы.
Хозяйка гладила лакированную лучную шелуху, каждую луковицу отдельно, прежде чем передать ее нам для экзекуции. — Это крымский, болгарский лучок, это с нашего огорода. Это мамочка прислала.
Слезы текли из ее глаз, по уже недетскому, но еще и невзрослому простенькому личику с пухлыми, неумело накрашенными яркой помадой, кривящимися в улыбке губками. Было непонятно, плачет она из-за лука, или по луку, по маме, огородику, теплому Крыму, по невероятному распределению судьбы, занесшему ее беззащитную и тонкую в этот заледенелый от холода гарнизонный городок на краю света.
Мне стало ее жалко. Отложил нож, взял с гвоздика вафельное солдатское чистое еще полотенце, осторожно промокнул глаза и личико.
— Спасибо. Но вы не подумайте чего. Это просто лук злой такой. Я не плачу. С чего еще.
— Все в порядке. Просто лук злой, — Согласился я, — Это пройдет.
Начали подходить остальные кавалеры. В основном молоденькие лейтенанты-взводные из мотострелковых и танкового полков. Напряженные, в новеньких парадных мундирчиках, с тоской поглядывающие на часы. Им-то Новый Год прийдется встречать в казарме с личным составом, предотвращая чрезмерное потребление алкоголя, неуставные отношения и прочие сопровождающие праздники неприятные издержки.
— К столу, к столу, — захлопали в ладоши девчонки.
Мы тесно расселись по стульям и табуреткам перед составленными в один ряд столами, перекрытыми в промежутках листами фанеры. Лейтенанты торопливо и жадно набросились на еду, а наши женщины, жалостливо взыхая, подкладывали и подкладывали жующим то колбаски, то селедочки, то картошечки из немудреного праздничного пиршества.
— Внимание! — Встав с наполненным стаканом в руке, произнес начфин. — Так-как наши молодые друзья спешат, то тост сейчас прийдется произнести мне. Пусть раньше чем положено, но будем считать, что сейчас без четверти двенадцать и время проводить Старый Год.
— Предлагаяю тост! Пусть все плохое останется в Старом Году, все хорошее ждет нас в Новом! Ура!
Все дружно выпили и застучали вилками, поддевая сало и колбасу, винегрет и оливье, селедку и вареную, крошенную крупными кусками, картошку в постном масле.
— Пора пить за Новый. — Не дав дожевать вскочил мой сосед. — Наливайте, наливайте, нечего сачковать, девушки. За Новый Год — до дна.
— Но ведь еще не настоящий Новый Год… — Кокетливо улыбаясь и стреляя глазками, по украински мягко выговаривая слова, перебила его высокая кареглазая девушка.
— Отметаю попытки сачковать и отбояриваться! Считать Новый Год наступающим на два часа раньше.
— Считать! — Подхватил хор лейтенантов. — До дна! — Они явно торопились и не желали терять времени. — С Новым Годом! С Новым счастьем!
Меня вся эта шумиха не волновала. Думал о своем, о том где теперь справляет Новый Год Вероника. В каком краю света, с кем она поднимает бокал. В любом случае — мысленно желал ей счастья и удачи. Закрыл глаза, попытался представить ее рядом, на соседней армейского образца табуретке. Попытался, но не смог. Не вписывалась она, органически не совмещалась с этим интерьером. Машинально выпил свою порцию коньяка, закусил и осмотрелся.
