— В каком смысле?
— В самом прямом, не пугайся. По образованию. Правда, в отличие от меня, ты закончил образование, получил диплом. Даже летал…
— А, ты об этом… Да, тут ты, Ахмет прав.
— Ты не очень обременен сейчас делами, шурави? Не желаешь сменить работу?
— Не шути, так, Ахмет, ты же знаешь, нет у меня работы, хоть в петлю лезь.
— Аллах не допускает насильственной смерти без пролития крови! Это страшный грех и совершивший его никогда не попадет в райские кущи. Правда ты, шурави, не правоверный, но все равно не рекомендую. Да и вид у тебя получится далеко не эстетичный, будешь висеть синий, длинный, с высунытым, прикушенным языком и свернутой набок головой… Противно!
— Так ты не шутишь?
— Какие могут быть шутки, шурави? Совершенно серьезно. Есть работа на аэродроме. Вот и подумал, тебе окажется приятно трудиться рядом с самолетами… Шум аэродрома, пилоты, механники, родные запахи металла, горючего, гул двигателей. Ах, это так романтично…
— Что за работа, Ахмет? Техником, механиком? Я осилю, поверь!
— Э, дорогой шурави. Ты перечислил очень хорошие работы. Для них нужны другие, не советские, дипломы, это весьма дорогое удовольствие, очень дорогое. Длительные курсы, сложные экзамены, да и вакансии не часто открываются. Люди крепко держатся за свои рабочие места. Нам с тобой это удовольствие не по плечу. Эта работа попроще, поскромнее. Получил багаж и разместил его в самолете где на схемке указано. Как размещать, как закреплять тебе покажут, научат. Есть хорошие люди, знающие… Сертификат дадут… Ну, это мы обсудим завтра. Приходи в кафе, где встречались в последний раз, там за чашечкой кофе все и решим.
— Скажи когда выходить на работу? А то хозяин ключи отберет, на улицу вышвырнет… Да и есть уже нечего…
— Не волнуйся, шурави, дам тебе немного денег, потом отдашь, как заработаешь.
На следующий день, в кафе, Ахмет ввел меня в курс дела. С его слов выходило, что старинные друзья Ахмета узнали о вакансии в небольшой фирме по упаковке и загрузке в самолеты грузов. Ахмет, как-то рассказал им о безработном шурави, бывшем летчике, вот они и решили помочь. Кроме того, другие его знакомые раньше работали в аналогичной компании, могут мне все подробно рассказать и показать, ввести в курс дела.
— Самое главное, — Ахмет понизил голос и приблизил лицо вплотную к моему, — Есть у них старый сертификат. Им теперь он не нужен, свой бизнес имеют, а тебе — пригодится. Немножко исправить прийдется, нарушить закон. Но самую малость, чуть-чуть… Если ты, шурави, не возражаешь? — Он хитро прищурил глаз.
— Врядли смогу так аккуратно сделать, Ахмет. Заметно будет.
— Не ты, шурави. Специалист сделает. Заплачу за тебя, так уж и быть. Аллах простит.
— Спасибо тебе, Ахмет, не знаю как и когда отдам долги.
— Не волнуйся. Что деньги? Вода арыка. Ты громоздишь запруду, собираешь воду, но когда ее набирается достаточно, поток прорывает запруду и заливает все поле. Нет воды — плохо, урожай засохнет. Много воды — тоже плохо, урожай сгниет. Так и с деньгами… Не волнуйся… Заработаешь — отдашь долг.
Двое мрачных, плохо говорящих по-английски восточных людей, явно не афганцев, скорее алжирцев или ливийцев, провели меня в запущенный древний ангар на огороженном забором пустыре. Внутри стояла невесть как занесенная секция старого пассажирского самолета, рядом с ней аэродромная автокара, у стены высилась гора стандартных картонных ящиков. Немногословные учителя сначала показывали отдельные элементы нехитрых, на первый взгляд, операций, используя схемы и планы. Объясняли где получать груз, какие формы заполнять, как устанавливать ящики на кару, эскалатор, проносить в фюзеляж, закреплять в строго определенном месте и нужной последовательности специальными ремнями.
На втором этапе — профессионально и споро проделывали все сами. На третьем — до посинения гоняли меня. До тех пор, пока не выполнял всю последовательность операций автоматически, как говорится на автопилоте, без участия головы, не задумываясь, вроде действительно работал долгие годы на погрузке самолетов.
Тренаж окончился также неожиданно как и начался. Просто Ахмет позвонил и сказал, что больше учиться не нужно, а приходить в ангар не следует. Вместо этого мы встретимся и я получу свой сертификат, а также готовое резюме.
— Что за резюме, Ахмет?
— Понимаешь, шурави, люди, учившие тебя, остались очень довольны, сказали — все правильно делаешь, хорошо, стараешься. Вот я и подумал, если так хорошо работаешь, может удасться добавить тебе годик — другой подобной работы. Что бы наверняка получить это место. Ты не возражаешь?
— А как это сделать, что от меня требуется?
— Ничего не требуется. Наши друзья побеспокоились. На одном небольшом аэродроме договорились. Если туда позвонят, наш человек скажет, мол работал такой, хорошо себя зарекомендовал. Не волнуйся, все так делают. Мы, эмигранты, должны друг другу помогать, а то пропадем. Понял, шурави?
— Понял, Ахмет. Многим тебе, друг, многим обязан. Даже не ожидал…
— От вчерашнего врага, имеешь в виду? Забудь. Теперь мы с тобой — ветераны одной войны. Вон, немцы в Сталинград наведываются, американцы — во Вьетнам. Что же, мы, хуже? Да за плечами у нас такая война, что другим и не снилась. Ею мы связаны навеки, как верблюды на караванной тропе жизни.
Прошла неделя, другая, и я получил долгожданную работу. Пусть она не была напрямую, формально, связана с самолетами, полетами, но давала ощущуние причастности к великому аэродромному братству. Вновь я носил похожую по покрою на форму одежду, заветную пластиковую бирку с цветной фотографией, дающую пропуск в служебное помещение и на территорию аэродрома.
Несколько недель испытательного срока мэнэджер и супервайзеры фирмы внимательно следили, проверяли работу, но угрюмые учителя не подкачали. Нового, необычного не встречалось, тем более, что первое время в самолеты меня не допускали. Доверяли получать ящики на складе, заполнять бумажки, прищепленные к досточке, подвозить оформленный груз к самолету, навешивать бирки.
Платили не густо, видимо поэтому и образовалась вакансия. Не всякий, получивший сертификат американец пойдет на такую работу. Согласится лишь эмигрант, да дудки, без бумажек и опыта работы — его не возьмут. Работа с бенифитами, отпуском, страховкой, пусть небольшими, но надежными, постоянными рэйчеками позволила мне оплачивать старый бэйсмент и регулярно поглощать горячую пищу. Все остающееся сверх разумных минимальных затрат, откладывал на счет в банке для возврата долга Ахмету.
Теперь мы стали встречаться регулярно, подолгу беседуя в кафейнях. Однажды зашел разговор о религии. Я доказывал Ахмету, что все религии — чтут Бога и уважают человека. Ни в одной священной книге нет призывов к войне с людьми других верований. Почему же люди не приходят помолиться в дом чужого Бога? Почему отвергают его? Как могут считать других неверными и убивать только за непохожесть? За приверженность другому обряду? Зачем стараются утвердить свою религию, своего Бога как единственного правого, над всеми другими Богами? Кто дал им это право? Бог? Право — решать за Бога, действовать от Бога и именем Бога? Тот кто вершит это черное дело — не религиозен, не верит Богу, не почитает и предает его. Если это так, то Джихад, объявленный человеком — аморален, равно как крестовые походы, инквизиция, любой другой религиозный терроризм.
