И вот сейчас Мишка сидел на тёплом песке и смотрел на рассвет, поднимающийся над морем. В палатках мирно спали ребята, а где-то недалеко жена наверняка качает маленького сынишку, отчего-то проснувшегося на рассвете.
Мишка понимал, он слишком слаб, чтоб стать Тамплиером, труслив, зависим и мягок. Поэтому нет другого выхода, он только один, единственный, как сделать так, чтоб Берендей, который по его, Мишкиной, милости оказался посвящённым в тайну, не получил святыню.
— Господи, — сказал в серое, ещё не проснувшееся небо Мишка, — помоги мне.
Он не верил в Бога, хотя сейчас это становилось модно и открывались новые церкви, куда молодёжь шла толпами, но не чтоб быть ближе к Всевышнему, а чтоб нацепить на шею модный аксессуар — крестик. Он раньше не верил в Бога, а сейчас почему-то отчетливо почувствовал его присутствие.
В голове стучала мысль: это единственный выход.
Молодой человек, не раздеваясь, вошёл в холодное неспокойное море. Шаг. Ещё шаг. Вот волна уже с головой накрыла его, дав на секунду вздохнуть. Тут вдруг в голову пришла отчаянная мысль, что не бывает только одного выхода, их как минимум два. И от испуга, что он может передумать, Миша шагнул дальше. Молодой человек не умел плавать. Поэтому волна легко подхватила его и утащила в свои тёмные воды. Последняя мысль промелькнула в его голове: «Прости меня, дед, простите меня, все мои предки, я подвёл вас».
Когда душа потомственного тамплиера, хранителя реликвии возносилась на небеса, Эрменгарда де Бланшфор, стоя на коленях, горько оплакивала парня и просила у Всевышнего для него прощения.
Глава 29
Этот мир придуман не нами
Мотины джинсы спадали с Миры, а свитер висел мешком. Мотя никогда не считала себя полной, но такой расклад оскорбил её.
— Ты не переживай, — сказала Мира, собираясь домой за вещами, — просто я после больницы чересчур схуднула. Ты, наоборот, образец красивой фигуры. Вон у тебя и грудь какая шикарная, не то что у меня, стыдно в магазине размер просить. Говорят, «А» у нас носят только дети, вам детский?
Феликс, услышав этот диалог девушек, мгновенно ставших подругами, подтрунивал над Мирой всю дорогу. Не было у него с ней родства души, как со Стасей, не было и трепета, как перед Зинкой, не случилось и уважение, как к Матильде за богатую душу. Ему было несколько жалко её, угловатая, не очень симпатичная девушка тридцати лет, настолько увлечённая своими заветными мечтами и тайнами, спрятанными в потёмках истории, что профукала жизнь. Насколько он помнил, Моте тоже было под тридцать, но в ней бурлила энергия, она любила и ненавидела, она не задумываясь шла на баррикады за справедливость и просила прощения, так что было невозможно на нее злиться. Мира же была как сухие страницы книги, наполненная знаниями, но не живая.
Его насмешки и дурацкие вопросы иссякли, лишь только он увидел дом, к которому они подъехали. После решения послать всё подальше ему стало легче, а сейчас эта старая хрущёвка словно огромным грузом плюхнулась к нему на шею.
— Вот здесь остановите, — сказала Мира, надув губы. Вообще-то она была спокойна к любого рода подколкам, но когда это делает твой ровесник, да ещё и симпатичный мужчина, становится обидно вдвойне. Поставив себе в голове штамп «не мужик», Мира решила, что детей им не крестить, и постаралась абстрагироваться.
— А в какой квартире ты живёшь? — спросил её сопровождающий. Что-то резко изменилось в его манере общения, сделав его из надменно-насмешливого потерянным.
— В сороковой, — ответила Мира, уже заходя в подъезд, — а что?
— «Этот мир придуман не нами, этот мир придуман не мной», — неуклюже пропел Феликс и тут же спросил: — Кто для тебя Севка?
— Сводный брат, — не менее ошарашенно ответила Мира, — у нас один отец и разные матери.
Говорят, когда мёртвый человек приходит к живым, то они ощущают холодок. Сейчас оба, и Мира, и Феликс, почувствовали его. Он коснулся щеки девушки, пробрался под стильное пальто мужчины, словно сам Севка, обрадовавшись, поздоровался с ними.
— Мне пришло письмо, — уже в квартире Мира дала Феликсу потрёпанный конверт без обратного адреса.
«Здравствуйте, — повествовали неровные строчки, — вы меня не знаете. Севка просил отправить вам это, если он погибнет. Вчера его не стало. Человек, который придёт за этим, пропоёт ваш детский пароль. Просто отдайте ему. Ещё он просил сказать, что любит вас».
— Когда мне было десять, а Севке восемь, они с отцом приехали сюда в пансионат на море. Папа уговорил маму, и она отпустила меня с ними пожить недельку. Мы ходили на море, играли и много смеялись. Ему было непонятно, как можно было назвать человека Мир, и он, дурачась, постоянно пел мне эту песню. Мы больше не виделись. У него даже не было моего номера телефона, лишь адрес, который он, скорее всего, запомнил с детства. Я не знаю, что заставило его так поступить, но, видимо, были обстоятельства. Что это? — спросила она, показывая на пластиковый треугольник.
— Иногда очень опасно задавать вопросы, — сказал Феликс, понимая, что ситуация не отпускает его, держа на крючке, словно глупую рыбу. — Единственное, что я знаю, это очень страшная и опасная вещь, которая и погубила Севку.
Сказав это, Феликс набрал номер телефона Алексея и задал вопрос:
— Ты им писал про Миру? — получив, видимо, отрицательный ответ, продолжил: — Прошу, не делай этого, на кону жизнь. Да я понял, я сам объясню всё шефу.
Положив трубку, Феликс явственно осознал, что только что он профукал надежду на отношения с красивой рыжеволосой девушкой Зиной навсегда.
Глава 30
Больно взрослеть
Коленки Станиславы дрожали при входе в ресторан «Цветик-семицветик». Уже знакомый охранник встретил её на входе.
— А, овощерезка, — обрадовался он, — что на этот раз забыла?
— Я к директрисе, — уверенно сказала Стася, стараясь избавиться от дрожи в голосе.
— С какой стати она должна с тобой разговаривать? — удивился он такой наглости.
— Скажи, что я хочу ей рассказать про убийство, которое произошло здесь десять дней назад.
— Ага, — засмеялся верзила, — а ещё ты Шерлок Холмс в юбке.
— Не передашь, — предупредила его грозно Станислава, — останешься крайним, когда она узнает, что ты меня не пустил.
Тот, продолжая хмыкать, всё же удалился, вернувшись же через минуту, потерял былую спесь.
— Проходи, — буркнул он.
В кабинете ничего не изменилось с её утреннего инцидента. Тот же стол, тот же ледяной взгляд и алая помада.
— Что тебе? — небрежно бросила женщина, не удостоив Стасю даже взглядом.
— Я представляю детективное агентство «Дилетант», мы расследуем убийство, произошедшее в вашем кафе десять дней назад, — Стася начала сразу с козырей. — Сейчас мы вышли на финишную прямую и уже знаем, кто убийца.
