— Чего вы хотите? — я потёрла ушибленный локоть.
— Поговорим?
— Вы бежали за мной просто, чтобы поговорить?
— А как ещё это можно было сделать?
Я попыталась встать.
— У меня встреча с отцом. Я тороплюсь. Давай потом?
— Нет. Сейчас, — с силой надавив мне на плечо, Бэзил опустился на одну ступеньку ниже. — Чего это ты нас так испугалась?
— Вась, это правда важно. Ты, наверное, не понял. У меня встреча с отцом. Моим отцом. Ты хоть понимаешь, что это значит? Я не видела его около восьми лет. И мне это дико нужно, потому что если я сейчас не встречусь с ним, то стану бомжом и буду продавать пуговичные талисманы в кафе. Именно поэтому я тебя сейчас не хочу ничего спрашивать про то, о чём ты знаешь сам. Так что у тебя есть время подготовиться.
— Тебе некуда торопиться. Расслабься. Твой отец не придёт.
— Как не придёт? — мою самоуверенность сняло как рукой. — Почему? Откуда ты знаешь?
— Он сам попросил, чтобы мы сходили к тебе и поговорили.
— Откуда он вас знает?
Бэзил неопределённо пожал плечами.
— Он позвонил Кощею? — в ужасе догадалась я.
— Ты можешь просто успокоиться? — Бэзил положил мне руку на плечо и, обнимая, притянул к себе. — Когда ты так нервничаешь, с тобой очень сложно разговаривать.
— Успокоиться? — я резко высвободилась и отодвинулась. — Ты нарочно тупишь? Или издеваешься?
То, что отец вот так запросто сдал меня Кощею, а тот позвонил Бэзилу, было каким-то новым витком сюра.
— Тебе бы понравилось, если тебя насильно упекли в психушку? Кололи успокоительными и ждали, когда ты окончательно съедешь? Если бы все-все тебя обманули, предали и бросили? Даже собственный отец, даже лучший друг, даже тот, кто говорил, что любит?
Если бы весь мир был против тебя и ты остался совсем один? Если кругом одни враги? Как можно успокоиться?!
— Тебя никто не предавал, просто отправили отвлечься и отдохнуть.
— Отдохнуть в дурдом?
— Это обычный санаторий, чего сразу нагнетать? — он снова попытался меня обнять. — Даже моя мать сказала, что тебе нужно отвлечься. Когда ты наплела ей, что Надя жива, она просто обалдела. Ты просто не понимаешь, как это выглядит со стороны. Все это видят, а ты ничего не хочешь знать.
— Кто это все?
— Ну все. Я, Фил, Лиза, моя мама, директриса, дед твой… Все, кто с тобой общается. Тебе этого мало?
— Ты говорил с Тамарой Андреевной?
— Мать говорила.
— Офигеть. Значит это у вас общий сговор такой против меня?
— Не пори чушь. Нет никакого сговора. Тебе все хотят помочь.
— Вот уж я бы никогда не подумала, что ты будешь заодно с ними. Теперь понятно, почему ты ничего не передал Томашу.
— Именно. Я вообще считаю, что то, что сейчас с тобой происходит — это полностью его вина. Я уверен, что он убил Надю, а потом стал намеренно сводить тебя с ума.
— Ничего подобного!
— У нас была договорённость, что он молчит, что видел меня возле машины, а я, что он отправился ловить Надю. Я был нетрезв, у него с ней отношения, каждого из нас, если бы стали копать, могли раскрутить по полной. Но мой отказ говорить об этом совершенно не означает, что я верю в его невиновность. Томаш давно на тебя запал, и Надя ему мешала. Это было так заметно, особенно на той репетиции. Если бы вы прямо там занялись сексом, думаю, никто бы не удивился. Ясно же, что Надя психанула из-за этого. Сложно сказать, что между ними там произошло. Может, просто скандал и это был несчастный случай, а может он уже думал о том, чтобы от неё отделаться. Ведь если она его так держала при себе, значит, было чем.
— Ты ничего не знаешь!
— Конечно. Ты же мне ничего не рассказывала.
— Это не Томаш намеренно сводил меня с ума, а вы все. Нарочно скрывая и недоговаривая, сочиняя глупые отговорки и оправдания. Вы сговорились, да? Вы вместе её убили, когда она пришла к машине? Ты и Томаш. А потом, когда запихивали её в колодец, вас спалил Женечка. Но директрисе Надина смерть была на руку, вот она вас и прикрыла, попросила Кощея замять расследование…
— Ты сама слышишь, как это звучит?
— У меня такое чувство, что я вышла не на той станции, — я потрясла головой. — Ну, то есть ты же всегда был моим другом, Вась?
— Помнишь, ты говорила, что хочешь, чтобы кто-то взял тебя за руку и спас из этой жизни? Хватайся. Я тебя выведу, — Бэзил протянул ладонь.
Я подняла руку, чтобы накрыть её своей, но сверху послышался топот. Мы задрали головы. Между перилами маячило лицо Фила:
— Держи её! — крикнул он.
В ту же секунду я вскочила, сбежала по лестнице вниз и юркнула за тяжёлую дверь. Промчалась до эскалатора и, рискуя навернуться, слетела по нему на первый этаж.
Кинулась к стеклянным проходным вертушкам, однако вовремя успела затормозить.
Перед входом стояли Джена и тот, похожий на солдата парень, который держал меня, когда делали укол. Я метнулась в Летуаль и забилась между самых дальних стоек с кремами. Немного обождала, но когда продавцы, подозрительно косясь, в пятый раз предложили помощь, осторожно покинула своё убежище.
Выбраться из ТЦ можно было и через другие выходы.
Я пристроилась возле лифтов, где стояло уже несколько человек. Оба лифта сильно тормозили, один застрял на четвёртом этаже, другой очень медленно опускался вниз, останавливаясь на третьем, втором, наконец, приехал, выпустил толпу людей. Я влетела в его опустевшую кабину самая первая, в панике не сообразив сразу нажать кнопку нулевого этажа.
Пришлось со всеми остановками подняться до пятого, а потом снова спускаться.
Стены у лифта были стеклянные и совершенно прозрачные. Высоты я не боялась, но когда на втором этаже в кабину вошёл Фил, я с такой силой шарахнулась об это стекло, что думала, вылечу.
— У тебя такая беспалевная шуба, — Фил был очень доволен собой.
Встал возле меня, прижался плечом к плечу, одной рукой схватил за запястье, другой полез за телефоном.
— Помнишь, в седьмом играли в мстителей? Я сейчас за тобой побегал, прямо детство вспомнил. Прикольное время было. Помнишь?
— Сейчас не детство и всё по-серьёзному. Отпусти меня, пожалуйста. Фил, там даже не психушка, там полный отъезд сознания. Ты не понимаешь, что вы мне устроили. Бэзил говорит, что это помощь, но если меня сейчас туда заберут, то больше я оттуда никогда не вернусь.
— Если я тебя отпущу, ты сбежишь, начнёшь метаться по городу и натворишь каких-нибудь очередных глупостей.
— Ничего не натворю. Правда.
— Правда? Ну, а что ты собираешься делать? Вернешься домой?
