Пришлось признать, что ответственность за случившееся лежала на мне, и за свою злую, мстительную выходку мне было стыдно.
Глава 9
В отделение увезли только Фила с Бэзилом, потому что к приезду полиции Томаш сбежал, и никто не видел, как.
Такой расклад получился парням на руку. Оба написали объяснительные о том, что Слава напал на них, а ввиду того, что заявления от него самого не было, виноватым вышел именно он.
Потом за ними приехала мама Бэзила и быстренько забрала домой.
Всё обошлось мирно, спокойно и по бытовому. Расстроенным остался только поверженный Фил. Однако, когда на следующий день Томаш в школу не пришёл, немного повеселев, Фил принялся рассказывать всем, что сломал ему нос и обеспечил сотрясение.
Люди склонны верить красивым байкам гораздо больше, чем собственным глазам, а поскольку Томаш в последующие дни так и не объявился, заварушка с дракой постепенно превратилась в историю праведного возмездия, и Фила все считали победителем.
С каждым следующим днём отсутствия Томаша говорить о нём стали реже, а я думать всё больше. Только теперь эти мысли были не о любви. Они напоминали волнение.
За полтора года Томаш не пропустил ни одного учебного дня.
Чего бы там он не задумал, так поступать с ним не стоило. У него могла быть какая-нибудь болезнь или травма, о которой мы не знали.
Мне снова начала сниться Надя и её злые упрёки. Не то, чтобы это когда-либо прекращалось, но теперь возобновилось с новой силой.
«Это ты во всём виновата!» — хлёсткий, обвинительный голос не умолкал в голове даже днём.
Во вторник я написала Томашу. В среду даже позвонила, однако номер оказался заблокирован, а в пятницу решилась на странный шаг, о котором не должен был знать никто из наших, иначе начались бы расспросы.
Сославшись на головную боль, я ушла с географии и отправилась к корпусу средней школы, где училась сестра Томаша, Даша.
Их охранник меня знал. Его иногда присылали к нам на смену Марату.
— Я к Елене Владимировне, — я показала подготовленную заранее папку. — Тамара Андреевна просила передать.
— Какой ещё Елене Владимировне? — удивился охранник. — Какой класс?
— Тамара Андреевна просто сказала отнести Елене Владимировне.
— А фамилия?
— Без понятия. Могу здесь оставить, — я положила папку с ему на столик. — А вы ей передадите.
Охранник со страхом уставился на папку.
— Может, Елене Викторовне?
— Может и Викторовне. Помню что-то на «В».
Он снял трубку внутреннего телефона и набрал номер.
В том, что он позвонит и скажет про меня, я не сомневалась, как и в том, что училка, как бы её не звали, услышав имя Тамары согласится, чтобы я к ней поднялась. А там… Там по обстоятельствам.
Я могла бы дождаться Дашу возле школы, но в каком она классе, не знала, а караулить у входа три часа под дождём, желания не было.
— Шестой «Д», — сказал охранник. — Второй этаж. С правой стороны, почти в самом конце.
В ту же секунду прозвенел звонок на перемену, и только я прошла через турникеты, как послышался нарастающий гул. Не такой мощный и низкий, как у нас в школе, а яростный и звонкий, словно рассыпавшиеся и раскатившиеся по полу в пустой комнате камушки.
По моим прикидкам Даша должна была учиться классе в пятом.
Я поднялась на второй этаж.
Мчавшийся с выпученными глазами по коридору пацан чуть не сбил меня с ног. За ним гнались две девчонки, влетев в мужской туалет, пацан быстро захлопнул дверь, и девчонки с громким возгласом разочарования остановились.
— Привет, — я подошла к ним. — Знаете Дашу Томаш?
Девочки удивлённо переглянулись.
— С ней что-то случилось? — спросила одна.
— Просто хочу поговорить. Это насчёт её брата.
— Она в четвёртом «Б», но, кажется, болеет. Мы с ней сценку Новый год вместе репетируем. А сейчас её нет, и Светлана Сергеевна ищет замену.
— А где она живёт, кто-нибудь знает?
Подружки замотали головами. Преследуемый ими пацан, крадучись по стеночке, выбрался из туалета, и они, тут же позабыв про меня, бросились за ним.
Я отправилась искать четвёртый «Б».
— Здравствуйте! — я подошла к двум учительницам, разговаривающим между открытыми классами. — Я по поручению Тамары Андреевны, ищу Дашу Томаш. Мы хотели связаться с её братом, но не можем дозвониться.
— Даша болеет, — сказала одна из женщин. — Её мама звонила мне во вторник. У них грипп и вся семья вповалку. Передай Тамаре Андреевне, что волноваться не стоит.
Вероятно, так оно и было. Обычный сезонный вирус. Тем более в такую погоду.
Я и сама никак не могла поправиться. Холод, сопли, температура, сырость, туман, лужи, жалкие промокшие люди и никакого просвета ни на небе, ни в мыслях, ни в чувствах.
Через несколько дней наступил ноябрь. С Лизой мы не помирились. К Кощею снова приходил врач и рекомендовал ему лечь в больницу на обследование. Кощей сопротивлялся и ворчал, гоняя меня то в аптеку, то в поликлинику.
Отнести его анализы, а точнее банку с мочой, нужно было успеть до школы.
На первом уроке писали сочинение, и русичка тысячу раз предупредила меня, чтобы не вздумала пропускать.
Я неслась по тёмным утренним улицам, как угорелая. Позавтракать не успела. Глотнула холодной воды из чайника, и она, отзываясь колющими спазмами, булькала в желудке.
О том, чтобы согреться, речи не шло. Мне уже казалось, что чувствовать себя ужасно — совершенно нормальное состояние. Точно также, как ходить в вечно влажных ботинках.
Я влетела в поликлинику и сразу понеслась на второй этаж, где принимали анализы. Несколько человек закричали мне в спину, что нужно раздеться и надеть бахилы, но было не до того. Поставила пластиковую банку с мочой на приёмный стол, сунула под неё направление и рванула мыть руки.
В туалете пахло моющим средством, в кабинках уборщица домывала полы. Включив воду, я намылила руки и мельком взглянула на неё через зеркало. По виду русская, чуть больше сорока, блёклые русые волосы забраны в хвост, под глазами мешки.
Неодобрительно покосившись на мои ноги, она громко стянула резиновые перчатки и, подхватив швабру, ушла.
Где-то я её уже видела. И не в халате и перчатках, а в каком-то более приличном виде. Накрашенную, с распущенными волосами.
Всю дорогу до школы её лицо то и дело всплывало у меня перед глазами, а потом, когда за пять минут до звонка я влетела в школьную раздевалку, меня вдруг осенило: это же мама Томаша!
Странно, что она уборщица. Томаш всегда выглядел так, будто в деньгах не нуждался.
