Полдня я не могла перестать думать об этом, а потом решила, что стоит с ней поговорить и выяснить, как он там себя чувствует.
На следующий день в тоже время я снова пошла в поликлинику. Разделась в гардеробе и даже надела бахилы. Побродила по этажам и зашла во все туалеты, подождала в коридорах, но уборщицы нигде не было. Бестолково проболтавшись так минут тридцать, я вернулась вниз и уже достала номерок, чтобы получить свою куртку, когда услышала в глубине вешалок голоса.
Кроме гардеробщицы там находились ещё две женщины. Одна плакала, а вторая её утешала.
— Мишка каждый день спрашивает, когда я вернусь. Танечка, рассказывает, что он по ночам стал писаться. Да и сама хоть и уверяет, что всё хорошо и они справляются, но я-то по голосу слышу, что плохо. Очень плохо. И вот кто я после этого?
— Ты же для них стараешься, чтобы обеспечить нормальное детство. Дочка же должна понимать.
— Говорит, что понимает. Но разве без матери — это нормальное детство? Дети должны быть при матери, а взять их сейчас к себе я никак не могу.
Лица женщин разглядеть удалось мельком, но в том, что плачущая — это мать Томаша, сомнений не было.
Получив куртку, я уселась неподалёку на банкетке и стала ждать.
Вскоре она появилась из гардероба. Застегнула на ходу пальто, помахала своим подругам и вышла из поликлиники. Я отправилась за ней.
Миновав дворы, женщина перешла дорогу на светофоре и свернула в продуктовый магазин.
— А Слава ещё болеет? — я подошла к ней на входе, как только она вытащила серую пластиковую корзину из общей стопки.
По усталому, опухшему от слёз лицу пробежала тень непонимания.
Почувствовав её замешательство, я всё же решила уточнить.
— Вы же мама Славы Томаша? Я учусь с ним в одном классе.
— А, да-да, — спохватилась она. — Болеет. Я звонила вашей учительнице.
— Его мобильник отключен. Можно я позвоню вам на городской?
— Мы не пользуемся городским, — быстро ответила она, избегая моего взгляда.
— Тогда можно я зайду навестить его? Он пропустил три контрольных и сочинение.
— Нет. Это лишнее, — в её голосе послышалось суетливое беспокойство. — Он тяжело болеет. Ему плохо. Очень плохо. Не нужно, чтобы его кто-то беспокоил.
— Даше тоже так сильно плохо?
Женщина быстро закивала.
— Я предупредила учительницу.
— А кто такие Миша и Таня?
Мгновенно переменившись в лице, она поставила корзинку на пол и чуть ли не бегом ринулась к выходу. Я выскочила за ней в предрассветную темноту улицы почти сразу же, но там уже никого не было.
Не долго думая, я набрала директрисе.
— Тамара Андреевна, это Маша. Я к вам с просьбой. Славы Томаша нет в школе третью неделю. Его мама говорит, что он болеет, но я бы хотела сходить к нему и проведать. Выяснить, всё ли в порядке. Вы не могли бы узнать для меня его адрес?
— У него всё в порядке, — немного помедлив, сказала директриса. — Они просто переезжают, и Слава больше с вами учиться не будет.
— Как переезжают? — озадачилась я.
— Что-то связанное с командировкой его матери. Но… если хочешь поговорить с ним, можешь подойти ко мне в пять, он приедет забирать документы.
Я не могла поверить своим ушам, ведь его мать минуту назад заверила меня, что он болеет и про переезд не было ни слова.
— И ещё, Маша, — голос Тамары Андреевны сделался строгим. — Учителя мне регулярно жалуются на твои прогулы. Я не могу постоянно тебя покрывать. И успеваемость твоя, насколько я понимаю, тоже значительно снизилась.
— Я всё исправлю, — спешно заверила я. — Спасибо.
Я поджидала Томаша в стеклянном вестибюле школы. Ветер в него не задувал.
Уже стемнело и свет над входом ярко горел. Поэтому, увидев меня издалека, Слава резко замедлил шаг, а стоило мне выйти ему навстречу, остановился.
— Можно с тобой поговорить?
Я собиралась извиниться за драку и пообещать, что больше не буду его доставать, потому что в командировку матери верилось слабо.
— Мне сейчас некогда, — ответил он тихо.
— Ты решил бросить школу из-за драки?
— Мы переезжаем в другой город, — он попятился.
— Твоя мама ничего об этом не говорила.
— Передай Тамаре Андреевне, что я завтра зайду.
Томаш отступил в темноту. Послышался звук удаляющихся шагов.
Я постояла ещё немного на крыльце, потом решила всё же его догнать.
Но чем быстрее я шла, тем быстрее шёл Слава. Вскоре мы почти уже бежали.
На дорожке было довольно много людей. Приходилось постоянно тормозить, пропускать детей, обходить пенсионеров и лужи.
Глупо было гоняться за ним, но если сейчас не поговорить и оставить всё, как есть, то накопившиеся вопросы обязательно замучают меня до конца жизни.
Томаш направился к метро. На освещённой площадке перед магазином обернулся, увидел, что я никуда не делась, и резко заскочил в подземный переход.
Вылетев за ним на другой стороне, я была уверена, что упустила его, однако, на моё счастье, из ближайшего магазина выходили пацаны, и через открытую дверь я увидела, как мелькнула внутри его куртка. Он побежал по лестнице наверх, в Детские товары.
Я же осталась караулить его внизу, спрятавшись за стойкой с журналами.
Томаш появился через несколько минут, осторожно спустился по лестнице, вышел на улицу, огляделся и, накинув капюшон, быстро зашагал вниз по улице. Пару раз он оглянулся, но я держалась на приличном расстоянии возле магазинов, где ходили люди, и он не заметил.
Теперь, ускорившись, бы могла легко догнать его, но мне уже стало любопытно проследить за ним до самого конца.
Снова перешли дорогу и очутились возле автобусной остановки, куда в ту же минуту подрулил автобус.
Томаш заскочил в первые двери, а я в последние, перед тем, как они закрылись. Встала возле поручня напротив крупного мужчины, чтобы за ним меня не было видно. К счастью, Томаш остался в начале автобуса, стоя ко мне спиной, и залип в телефоне.
Всю дорогу с кем-то переписывался, даже когда выходили на его остановке. Если бы ему вдруг пришло в голову обернуться, он бы тут же заметил меня. Но он не оборачивался.
Свернули во дворы. Фонарей там не было и оставаться незамеченной стало проще.
Прошли пятиэтажки и спустились к длинному кирпичному дому с ярко освещенной аркой посередине.
Томаш вошёл в арку и, едва успев заметить, что дальше он свернул налево, я побежала догонять. Проскочила арку, повернула за угол и в ту же секунду оказалась с силой припечатанной к стене. В плечо больно впились пальцы. Второй рукой Томаш схватил меня прямо за горло и, наклонившись, угрожающе приблизился.
