Упрёк в свой адрес я пропустила мимо ушей.
— Я тебе привезла носки и бритву.
Он забрал у меня из рук пакет, и, не глядя, кинул в тумбочку.
— В общем, дело такое. Ты должна позвонить своей матери и попросить денег. Мне понадобятся дорогие лекарства, если ты всё же не хочешь, чтобы я умер прямо здесь.
— Я не буду ей звонить! — я вскочила. — И просить ничего не буду. Тем более деньги. Неужели больше их неоткуда взять? У тебя же есть зарплата! Давай машину твою продадим.
— Машину ты без меня не продашь, а деньги нужны сейчас.
— У тебя наверняка должны быть какие-то знакомые, у которых можно взять в долг.
— Нет у меня никого, — проворчал он, поворачиваясь ко мне спиной. — Я один. И помирать тоже в одиночестве буду.
Дед на соседней койке посмотрел на меня с осуждением.
— Ладно, — сказала я. — Что-нибудь придумаю.
Троллейбус подошёл громыхающий, скрипящий, полупустой. Турникет не работал, электронное табло с названиями остановок тоже. Я села в самый конец салона. На высокое сидение на колесе. Там от мотора шёл жар и можно было немного погреться.
От материных денег Яга с Кощеем отказались почти сразу, как меня забрали. Что для них обоих было огромным подвигом. Яга осуждала и не любила мою мать не меньше, чем я.
А вот отцовские алименты они получали охотно и регулярно вплоть до моих шестнадцати лет, а после с ним не общались. Он с нами тоже.
Таким образом, кроме как у матери денег больше взять было неоткуда.
Но даже если бы я умирала сама, если бы это был мой последний день, последний час, последний вздох, я бы никогда не обратилась к ней.
Нужно было просто у кого-нибудь одолжить. Хотя бы у Бэзила. Его мама ко мне хорошо относилась, она могла дать. Я написала ему сообщение и попросила встретиться, чтобы обсудить важный вопрос. Бэзил ответил, что вечером у него свидание, но если я зайду до пяти, то могу успеть. Так что засиживаться у Томашей мне было нельзя.
— Ура! — закричала Даша, как только открыла дверь. — Ты проспорил! Она пришла!
Схватив за руку, она поспешно втянула меня в квартиру, после чего, занырнув с головой под вешалку, достала новенькие женские тапочки с незабудками и на голубой пластиковой подметке.
— Ничего себе! У тебя обновка?
— Это Слава тебе купил.
Я застыла с курткой в руках.
— Не стоило… Мне и собаки нравились.
— Правда? Хочешь их? Сейчас принесу.
Не успела я и глазом моргнуть, как девочка вихрем умчалась в комнату и тут же вернулась с собаками.
С кухни сильно пахло чем-то сладким, горячим и вкусным.
— Пироги печёте? — удивилась я.
— Да нет, — Даша махнула рукой. — Это печёные яблоки с мёдом и корицей. Вкуснота! Обожаю. Любишь?
— Кажется, я не пробовала.
— Никогда-никогда? — она удивлённо распахнула глаза. — Ну, ты даёшь! Твоя мама не печёт яблоки?
— Нет.
— А моя…
Глубоко вдохнув, девочка вдруг замерла на полуслове и как будто перестала дышать.
— Яблоки я и сама умею готовить.
— Какая ты молодец!
— Разве это молодец? Вот жульен научусь делать, тогда буду молодец.
— Любишь готовить?
— Конечно. Как можно не любить готовить? Это же интересно и вкусно.
— То… Слава тоже готовит?
— Разумеется.
— Что вы там встали? — он показался в дверях. — Даша, яблоки сейчас в кашу превратятся.
— Ой, — широко размахивая локтями девочка полетела на кухню.
Томаш был в однотонной тёмно-синей рубашке поверх белой футболки и джинсах.
— Спасибо за тапочки.
— Надеюсь, с размером угадал.
Я отложила собак и сунула ноги в незабудки.
— Угадал.
Он удовлетворённо кивнул и опустил глаза. На секунду мне показалось, что он смущён.
— Иди мой руки, — поймав мою улыбку, велел он.
Его родительский тон позабавил ещё больше. Очевидно, если он и планировал расправится со мной, то явно не сейчас.
Посреди квадратного кухонного стола стояла большая чугунная сковородка без ручки. Томаш снял крышку и из-под неё повалил ароматный пар. А когда его клубы рассеялись, внутри обнаружилась тушёная картошка с мясом и кольцами лука.
— Садись здесь, — Даша показала пальцем на одну из тарелок. — Это моё место. Но я тебе его уступаю.
Кухня у них была малюсенькая, ещё меньше, чем наша. Стол стоял под окном между плитой и стеной с навесными полками. Сидеть за ним могли только трое.
— Спасибо, — я опустилась на табуретку.
— Знаешь, почему это место лучшее? — Даша расположилась напротив. — Потому что в стене батарея.
Я прижалась спиной к стене и почувствовала блаженное тепло.
— У вас хорошо, а у нас почти совсем не топят.
— У нас тоже было холодно, пока Слава в ЖЭК не сходил и не пожаловался. Они пришли и всё отрегулировали.
— Не знала, что это можно исправить.
— Можно, — Томаш взял мою тарелку и стал накладывать картошку. — Исправить можно почти всё. Было бы желание.
— Очень вкусное мясо, — обжигаясь от нетерпения, похвалила я. — Невероятно вкусное.
— Просто удивительно, что ты не ела печеные яблоки, — влезла Даша. — Сейчас это съедим и попробуешь моё.
— Обязательно.
— А у тебя есть сестра или брат?
— Нет.
— Наверное, очень плохо, когда ты одна?
— Мне не с чем сравнивать.
— А почему тебя зовут Микки?
— Это прозвище. Папа так называл. Как мышонка.
— Мне нравится Микки. Тебе подходит.
— Почему?
— Не знаю. Просто привыкла, что это ты, — она повернулась к брату. — Тебе нравится?
Тот пожал плечами.
— Я тоже привык.
— А меня в новой школе все только по фамилии называют, — пожаловалась Даша.
— У вас необычная фамилия.
— Это мамина. Её папа из Польши. Но мы его никогда не видели. Он нашу бабушку бросил. Даже не женился на ней, а она всё равно маме дала его фамилию. Или, может быть, это было его имя… — Даша задумчиво почесала лоб.
— Хватит болтать, — одёрнул её Томаш. — Остынет всё.
— А ты любишь Джаст Дэнс? — Даша промолчала едва ли полминуты.
— Танцевальная игрушка?
