Совсем не подходящее время и ситуация для беспечной переписки. Но то, что Лёша решил поинтересоваться Лизой, показалось мне довольно милым.
«Она в больнице. Несчастный случай».
«Вот это да! Ноготь сломала?»
«Упала в строительную яму. Сотрясение мозга и ногу арматурой пропорола»
«Зачем ты эти ужасы на ночь рассказываешь? Я теперь спать не буду».
«Тогда пока».
«Нет, погоди. И чего теперь? Когда она вернётся из больницы?».
«Может, через неделю, а может через две».
«Это что, мне две недели просто так ждать?».
«Не хочешь, не жди. Можешь съездить к ней — проведать».
Написав последнюю фразу, я быстро её удалила, сообразив, что Лиза убьёт меня, если вдруг не дай бог этот парень увидит её на больничной койке.
«Давай тогда ты со мной встретишься, пока она не вернётся? Мне же нужна моральная компенсация»
Как ни странно, но его беспечная наглость забавляла.
«Компенсация чего?».
«Я ждал её час!».
«Это форс-мажор. Человек в больнице».
«А может всё это фигня, насчёт больницы? Разводка? И твоя подруга просто испугалась? Или может это ты и есть она?».
«Не может. Я — это я. А Лиза — это Лиза. Ты что, профиль не смотрел? Там много, где мы вместе».
«Да, смотрел, смотрел. Хорошенькие кошечки. А давайте втроём встретимся?».
Отвечать я не стала, но эта переписка неожиданно развеселила и, всё ещё посмеиваясь над объектом Лизиного обожания, я почти провалилась в сон, как вдруг донёсшийся из коридора звук заставил резко открыть глаза.
Сомнений не было, кто-то открывал ключами входную дверь.
В жизни часто такое бывает, что по прошествии какой-либо странной, страшной или непредсказуемой ситуации, мы снова и снова возвращаемся к ней, проигрывая в голове и пытаясь объяснить себе, почему поступили именно так, а не иначе, однако, как правило, объяснений этому так и не находим.
В тот момент я не думала ни о чём, даже предположений не строила. После всех сегодняшних треволнений я попросту подскочила, сунула ноги в тапки, и до того, как дверь успела открыться, вылетела на балкон, сообразив прихватить с собой одеяло, но совершенно не подумав о том, чтобы взять мобильник.
Ноги на щиколотках мгновенно обожгло морозом, но сердце колотилось как бешеное и к голове приливал жар.
В узкую щёлку между шторами через балконное стекло я усиленно вглядывалась в темноту комнаты. Но ничего не видела.
Я решила, что если тот, кто пришёл, обнаружит меня, а это не так трудно было сделать, то буду орать так, что разбужу весь квартал. Вцеплюсь в перилла и пусть он убивает меня прямо на балконе.
Однако время шло, пальцы на ногах одеревенели, под одеяло тоже пробрался мороз, жар отступил, и я начала успокаиваться, объясняя себе, что, скорей всего, этот звук мне послышался. Я засыпала, и он мог мне попросту присниться. И так я уже была вся на нерве, что отреагировала чересчур тревожно и поспешно.
Минут через пятнадцать я осторожно приоткрыла дверь. Зубы стучали, подбородок дрожал. Скрюченные пальцы едва удерживали одеяло на плечах.
В тёмной комнате никого не было. Я тут же бросилась к выключателю и зажгла верхний свет.
Осторожно заглянула в комнату Кощея, потом на кухню. Проверила туалет и ванную.
Нигде и ничего не говорило о присутствии посторонних.
Я выбралась в коридор, подёргала дверную ручку, и входная дверь с лёгкостью отворилась.
Значит, мне не послышалось. Дверь действительно отперли. Только обнаружив это, я повернулась к зеркалу и с ужасом шарахнулась от него.
На его зеркальной поверхности в лучших традициях жанра было написано красной губной помадой: «Не заткнёшься — убью».
Я заперла дверь и ещё раз на всякий случай обошла квартиру.
О сне речи не шло. Я нашла в шкафчике у Кощея начатую бутылку коньяка и, настороженно прислушиваясь к каждому звуку, всю оставшуюся ночь пила его, закусывая ржаными хлебцами.
А когда прозвонил будильник, добросовестно собралась и в зомби-режиме доковыляла до школы.
На биологии включили фильм о биоценозе. Биологичка часто так делала. И все занимались своими делами. Кто-то скатывал домашку, кто-то переписывался или редачил фотки, кто-то спал. Сама же они читала в своём планшете, судя по выражению её лица, нечто более увлекательное, нежели биоценоз.
Вначале Томаш пытался разговаривать, выясняя, что со мной. И по-хорошему спрашивал, и по-плохому, ругался, что я опять ничего не сделала, заманчиво зазывал к себе после школы, потом сдался, оставив в покое. И я уснула. Крепко, по-настоящему, провалившись в глубокий-глубокий сон.
Мне снилась какая-то белиберда. Лиза, Липа, Даша, Фил, Бэзил, Надя и даже какие-то старики из Пуговиц. Они по очереди разбегались и прыгали в строительную яму. Все попрыгали. Остался один Томаш. Стоит на краю и смотрит вниз, я его спрашиваю: «А ты почему не прыгнул?» А он отвечает: «Зачем? Это же я их туда всех скинул».
Я проснулась от того, что он приподнял меня вместе со стулом и держал навесу.
Уже прозвенел звонок с урока и все выходили из класса.
— Ты что делаешь? — встрепенулась я, чуть не свалившись на пол.
— Хочу тебя перенести, чтобы на русском доспала.
— Спасибо. Уже выспалась.
Он опустил стул.
— Что-то случилось?
— А ты не знаешь?
— Понятия не имею.
— Где ты вчера был после школы?
Я чувствовала себя пьяной.
Томаш задумчиво промолчал.
— Ты мне сказал, что работаешь, но ты не работал.
— Я не говорил, что работаю, я просто сказал, что у меня дела.
— Нет, ты сказал, что работаешь.
— Это ты так подумала, но я не говорил.
— И что же это были за такие важные дела, о которых ты не мог мне сказать? И наврал про работу?
— В отличие от тебя, я не врал, а ты услышала то, что хотела. Как обычно.
— В отличие от меня?
— Я знаю, что ты до ночи сидела в торговом центре со Стёпиным и Красновым. А мне написала, что дома в кровати.
До конца седьмого урока мы не разговаривали. За это время я успела многое обдумать и принять всё ещё пьяное, сумасшедшее, но кардинальное решение.
Написала ему, что приготовила сюрприз и буду ждать после школы на автобусной остановке. Так было нужно, чтобы до того, как сядем в автобус, он не успел раскрыть мой план.
Это был не тот автобус, который шёл до дома Томаша. Он удивился, но я ответила, что всё правильно.
