— Почему же ты мне не написала? Я бы сходила, выяснила всё.
Лиза задумчиво пожала плечами:
— Бывают вещи, о которых, пока не подумаешь хорошенько, говорить не хочется. Я ведь винила в этом себя.
— Ну, ты даешь. Он тебя толкнул, и ты ещё виновата?
— Я тебе объясняю, что это сложно. Я ведь провоцировала его. Издевалась. Не только в тот день. Всегда. А он меня любил. По-настоящему. А Фил… Фил даже не написал.
В защиту Фила сказать мне было нечего.
— Зато Лёша твой всё время о тебе спрашивает.
— Он не мой. Я не хочу больше о нём вспоминать. Он тут, конечно, не причём, но всё равно ничего хорошего теперь из этого не выйдет.
Лиза всхлипнула, я обняла её, и мы немного постояли, пока она успокаивалась.
— А маме ты про Липу говорила?
Лиза затрясла головой.
— Никому не говорила. Хотя в первое время все только про это и допытывались. Просили вспомнить, что и как было. Присылали даже тётку какую-то. Специалиста по шоковым состояниям. Но я и ей не сказала. Только тебе. Не хочу, чтобы у Липы неприятности были. Он же мне всё-таки скорую вызвал и дождался, пока она приедет.
— Значит, кроме меня никто не знает?
— Сеня маме своей рассказал. Она приходила сюда. Умоляла не предъявлять ему обвинений, потому что он сам уже себя наказал. Но я и не собиралась ничего предъявлять, — Лиза обняла меня за локоть и положила голову на плечо.
— Обещаешь, что никому не скажешь?
— Конечно.
— Даже Томашу своему? А то он уж чересчур настойчиво расспрашивал про это.
— Ты разговаривала с Томашем?
— Сегодня перед обедом звонил. Я думала, у него от тебя нет секретов, — в её голосе послышались знакомые ироничные нотки. — Он то ли пьяный был, то ли укуренный. Я спросила, зачем ему это, и он стал что-то мутное плести про Надю.
— Ну, а ты чего?
— Сказала, пусть лучше с Липой поговорит. Сеня точно что-то знает, я это сразу поняла, когда он на светофоре Надин призрак углядел. Он мне признался тогда, что чего-то боится, но в подробности вдаваться отказался наотрез. Мне кажется, он что-то видел в тот вечер.
— Почему же ты не сказала мне раньше? Я же всю голову себе сломала.
— Потому что это был его секрет. Вот как сейчас у нас с тобой про него. А теперь это больше не секрет, по крайней мере, он мне вчера так сказал и пообещал рассказать всё, когда я вернусь.
Интересно, смогла ли бы я простить Липу, окажись на Лизином месте?
Прежде я думала, что была бы рада любой любви, однако, выбирая между ней и сотрясением мозга, я бы предпочла всё же сохранить мозги.
На что Липа рассчитывал? Чего ожидал? Нет, конечно же, это был приступ отчаяния, слабости и обречённости. Из такого как Липатов, через несколько лет получился бы отличный Раскольников. Но если верить в то, что зло помогает понять себя, есть надежда, что он, наконец, допёр, что одной домашки для любви недостаточно.
Дома у Бэзила было так, как мне представлялось, когда я заглядывала в чужие окна. Его мама, сестра, Антон, да и сам Бэзил были по-домашнему приветливые и расслабленные. Усадили меня за стол, навалили огромную тарелку салатов и тут же накинулись с расспросами про Лизу.
Едва успевая прожёвывать, я рассказала, как хорошо она выглядит, и что совсем скоро её выпишут. После чего они переключились на обсуждение ямы, стройки, выселение пятиэтажек и программу реновации Москвы. Затем перешли на политику, экономику, цены в магазинах, засилье Петёрочек и то, как они мухлюют с ценниками и скидками. Всё это было мне неинтересно, но на удивление хорошо. Потому что это был настоящий, правильный семейный ужин.
— Ладно, вы идите, я сейчас к чаю накрою и позову, — сказала мама Бэзила, когда уже всё обсудили, а тарелки опустели. — Машенька мне поможет.
Мы никогда с ней вот так просто не болтали и по душам не разговаривали. Она не искала моей дружбы и не пыталась сблизиться. Была приветлива, добра и внимательна, но не более. Я даже полного имени её не знала и называла просто тётя Аля.
Поэтому то, что она вот так заговорщицки попросила меня остаться, показалось несколько странным.
Какое-то время я передавала ей со стола тарелки, чтобы загрузить посудомойку.
— Ты ведь понимаешь, о чём я хочу спросить? — наконец, сказала она полушёпотом, хотя голоса Бэзила и Антона доносились откуда-то из дальних комнат.
— Не очень, — призналась я.
— Ну, про Надьку Сорокину, — она хитро улыбнулась. — Эти мне не разрешают про неё говорить. Сразу орать начинают. Но мне же любопытно.
Я рассмеялась.
— На меня тоже все ругаются из-за этого.
— Мужики, — отмахнулась она. — Вечно самое интересное считают глупостью.
От её понимания и участия на душе потеплело. Впервые кто-то сам завёл разговор о Наде и был готов обсудить со мной всё, что случилось. Кто-то кто был в теме и знал, какая она.
— Вася говорил, что ты очень увлечена этим расследованием.
— Не то, чтобы увлечена, — я задумалась, как лучше объяснить.
— Ладно, ладно, — тётя Аля нетерпеливо похлопала меня по руке. — Расскажи, что знаешь.
— По правде говоря, я по-прежнему ничего особо не знаю. После того, как Надежду Эдуардовну похоронили, вообще всё стихло. Я вчера звонила в полицию, но они, кажется, так никого и не ищут.
— Конечно, не ищут. Это же полиция. Ждут, когда подвернётся кто-нибудь, на кого можно будет повесить и Надю, и десяток других — не раскрытых, — тётя Аля вытерла руки полотенцем и обняла меня за плечи. — Я ведь помню, как Надька пыталась тебя из школы вытурить. Весь родительский комитет накрутила. Хорошо, я хоть знала, что это за девица, и объяснила другим родителям, с кем они имеют дело.
— Спасибо.
— Ну что ты, разве это спасибо? Я надеялась, Тамара её выгонит, но она ни в какую.
— Да, я знаю. Моя бабушка тоже хотела, чтобы её убрали из школы.
— Твоя бабушка была железной женщиной. С ней никто не мог справиться. Если бы она так рано не умерла, то наверняка достала Надьку.
— Она даже, умерев, её достала, — невесело пошутила я.
— Она как-то с этим связана? — глаза тёти Али с любопытством распахнулись. — Со смертью Нади.
— Самое непонятное в этом, знаете, что? Что ни у кого нет уверенности, что нашли именно Надю.
— То есть как? — опешила тётя Аля.
— У той женщины, которую достали из колодца, лицо было облито кислотой, а одежда вся истлела. Просто кто-то сказал, что это Надя, все и поверили.
— Не может быть, — тётя Аля едва дышала.
— Я звонила в полицию, спрашивала, но они со мной не захотели разговаривать. Так что нам остаётся только догадываться. В любом случае, Надю, или кто бы там ни был, уже похоронили.
